— И женские лица в самой их глубине — красивые, влекущие, загадочные... Они мягким карандашом прорисованы?
— Да, это карандашный рисунок. Штрихованный — ну вот как принтер работает. Если делать рисунок по такому принципу, возникает впечатление, что это фотография. В Сан-Франциско была галерея, в которой я выставлялся лет пятнадцать подряд. К владельцу однажды привязался некий американский художник и стал его уверять, что женские лица на моих картинах тушью — фотошоп. Он так долго приставал, что галерейщик упросил меня, дабы избежать кривотолков, продемонстрировать, как я это делаю.
— Ты провел мастер-класс?
— С одной стороны, я должен был послать его, но с другой — не хотелось портить отношения. Все-таки работодатель. При скоплении народа и в присутствии того, кто талдычил, мол, фотошоп, часа два сидел и рисовал... А в конце взял — и раз! — все стер...
— И какая была реакция?
— Ну, какая реакция? А-а-ах! Подобный случай у меня был еще в Питере в годы перестройки. Ресторатор попросил сделать оконный витраж. Договорились о гонораре, прямо скажу, весьма скромном по тем временам. Я сделал красивый витраж. Заказчик начал торговаться:
— Не могу столько заплатить, соглашайся на меньшую сумму...
Я заартачился. Тогда он привел аргумент:
— Слушай, у меня такое может сделать любой официант...
Готовую работу я взял осторожно в руки, приподнял и «отпустил на волю».
— Ладно, — говорю, — пускай твой официант рисует.
Стекло упало, разбилось. Жалко было невероятно. А на душе приятно стало. Потом, тоже в Питере, другой человек попросил написать... рыбок для зоомагазина. Я поначалу отказался. Не занимаюсь, дескать, ни рыбками, ни футболками, ни сувенирами. Потом глянул на него и думаю: «Надо же, рыбку ему нарисуй. Тут перестройка, тряпки, «варенки», футболки, бандиты... А этому рыбка нужна!» А животных, должен сказать, я о-о-очень люблю. И написал рыбку. Он заплатил, как и договорились, а потом обнял картину, прижал к себе: «Дома повешу!»
Когда мы с женой переехали из Бостона в Сан-Франциско, у меня уже было несколько готовых тушей. Стали искать, куда их можно пристроить. Нашли европейскую галерею, позвонили владелице Кассандре Керстинг. Она сказала: «Привезите одну, посмотрю». Мы привезли десять. Хозяйка взяла все, а заодно попросила показать, как это технически делается. Как тушь течет, какую брать бумагу. Я подробно растолковал. На следующий день звонит:
— Все получается, только не выходит широкий мазок. Объясни, чем ты его делаешь?
— Ну, это все равно, чем делать, — говорю, — может быть визитка, кредитная карточка, кусок картона, что угодно... Главное, чтобы тушь, пока еще свежая, текла.
— Сейчас попробую, — обещает Кассандра.
Звонит снова:
— Взяла свою визитную карточку — не получается!
— Забыл сказать, что визитка должна быть моя...
— Володя, а ты современный художник?
— Я, конечно, современный художник, но строго говоря, работы мои не относятся к «современному искусству». Потому что нет такого. Есть искусство и неискусство. Когда прихожу в галерею или музеи современного искусства, я вижу Шагала, Пикассо, Дали... Но огромно количество и того, что я бы назвал «самодеятельное искусство».
Сегодня могу объяснить, что такое художник. Понимаешь, художник — это человек без поводка, казалось бы, хочет работает, хочет — нет. А он работает все время: глаза цвет фиксируют, нос — запахи цвета, сердце — эмоции цвета. Иногда смотрю на какую-то зеленую дверь, а она, оказывается, розовая. Я слышу: «Витковский всю жизнь дурака валяет!» А ведь не дурака я валял. Я работал, все время скопидомничал, копил все это, копил. Художник не должен постоянно махать кистью, он должен накапливать взрыв... Можно сколько угодно вертеть головой, думу думать, что-то изобретать, и... ничего не получится — должен взрыв случиться, кураж некий. И ты должен быть один. Это очень важно. Раньше когда работал, я слушал музыку: Бах, Шопен — казалось, это меня поднимает. Никуда это не поднимает, просто бросаю все и сижу слушаю, наслаждаюсь. А тут я был один! И один на один с материалом придумал технику и сделал работы, которые мы с тобой сейчас обсуждаем.
