— Вы не боялись трудностей?
— Наверное, просто не представляла, что меня ждет. Но в результате рождение дочери стало для меня главным поступком в жизни, за который себя люблю и уважаю. И радуюсь, что поступила правильно.
Кстати, в своем первом фильме — «Хочу вашего мужа!» — я снималась в положении. До этого сколько ни пробовалась, не утверждали. А когда забеременела, получила роль без всяких проб. Сергей Петрович Никоненко сразу сказал: «В моем фильме будете сниматься только вы!»
Познакомились мы на юбилейной программе «Вокруг смеха», где студенты Щукинского показывали смешные номера на основе наблюдений за абитуриентами. В зале присутствовали известные актеры и режиссеры, в том числе Сергей Петрович. Я изображала чокнутую абитуриентку. Видимо, удачно. Он подошел после выступления, сообщил, что запускается с комедией по пьесе Михаила Задорнова, и пригласил на читку: «Репетировать будем вчетвером у меня дома — Миша, я, моя жена Екатерина Воронина и вы. Приходите послезавтра». У меня язык не повернулся сказать: «Все это прекрасно, только я немножко беременна!» Срок маленький, и я решила промолчать. Понадеялась, что успею сняться до того, как тайное станет явным.
Перед тем как отправиться на съемки в Одессу, мы прошли довольно долгий подготовительный период. Никоненко оказался очень наблюдательным мужчиной. Однажды спросил: «Прости, ты, случайно, не в положении?» Пришлось признаться. «Давай никому ничего объяснять не будем, — предложил он. — Даже моей Кате. Пусть это будет нашей тайной. Но пообещай, что до конца съемок живот у тебя не вырастет!» Я, конечно, пообещала. А что оставалось?
Картину снимали не в хронологическом порядке, а задом наперед. И получилось, что когда я прихожу в начале и заявляю Кате Ворониной: «Продайте своего мужа», можно разглядеть животик.
Работала чуть ли не до самых родов. Двенадцатого апреля 1992 года прилетела в Москву из Одессы с озвучания, пятнадцатого поехала к маме, а двадцать четвертого родила Нину. Шесть месяцев пробыла в Минске, потом вернулась в Москву. Мама к тому времени ушла из театра, работала педагогом. Бабушка давно была на пенсии, и они вдвоем занялись внучкой-правнучкой. До трех лет дочь жила с ними. В Москве я не могла ей обеспечить нормальных условий, даже став артисткой Театра Вахтангова.
У нас имелось общежитие, но располагалось оно в каком-то жутком ангаре. Директор театра легендарный Исидор Михайлович Тартаковский, интеллигентнейший человек, все время извинялся: «Аня, прости, но ничего лучшего не могу предложить! И вообще, совершенно потерялся в этих временах».
Некоторые советовали: мол, заселись в гримерку. В театре случались прецеденты. Но в моей ситуации это было невозможно. Снимала квартиру на последние деньги, актеры получали мизерные зарплаты. Хорошо еще, муж что-то зарабатывал. Театр не мог помочь, но наш худрук Михаил Александрович Ульянов пробил звания заслуженных артисток мне и Маше Ароновой. Ходил по инстанциям, хлопотал. Хотя на тот момент мы еще не отработали положенных десяти лет. Для меня звания никогда ничего не значили. Но это равноценно самой высокой награде, какому-нибудь ордену. И я им горжусь.
— В театр вы пришли еще студенткой и сразу — на легендарную роль Турандот. Немногим так везет!
— Да, это подарок судьбы. Но меня приглашали и в другие театры — в «Ленком», «Маяковку». И если бы не возникло конкретного предложения сыграть принцессу Турандот, возможно, не выбрала бы Театр Вахтангова.
Весь четвертый курс ходила на репетиции к Андрею Александровичу Гончарову. Он ставил «Кукушкины слезы» по пьесе Алексея Толстого. В постановке занял лучших актеров Театра Маяковского — Наталью Гундареву, Александра Фатюшина, Игоря Костолевского. Я рядом с ними тряслась как осиновый лист. Но вдруг Гончаров сломал ногу. Вместо него с нами стал разминать материал его ученик Владимир Андреев. Он отдавал явное предпочтение актрисе Татьяне Аугшкап, с которой мы должны были играть одну роль, и со мной практически не работал. Проявлял подчеркнутое пренебрежение, постоянно путал мое имя, называл Леной или Наташей.
