Когда случался очередной кризис, я бунтовала и кричала, что больше на музыку не пойду, мама говорила: «Нет, пойдешь! Овладев инструментом, никогда не останешься без куска хлеба! В крайнем случае, станешь музыкальным работником в детском саду. Будешь всегда сыта».
— Музыкальное образование пригодилось в актерской профессии?
— Оно не может не пригодиться любому человеку, поскольку дает возможность полнее чувствовать окружающий мир, включает какие-то дополнительные рецепторы.
А что касается профессии, то переехав в Москву и став актрисой, я долго жила на съемных квартирах, где инструмента не было. Сначала по нему скучала, пыталась играть в институте в пустых аудиториях, потом в театре. Но это происходило все реже и постепенно прекратилось.
Два года назад Ольга Субботина поставила в Театре Вахтангова спектакль «Бовари», в котором я играю заглавную роль и исполняю несколько произведений на фортепиано. Первое время было сложно. Пришлось освежить подзабытые навыки. А недавно ввелась в спектакль «Мадемуазель Нитуш» на роль опереточной дивы. И теперь снова пою и танцую.
— Сестра ваша тоже актриса?
— Нет, Илона живет в Америке, преподает фортепиано и вокал в музыкальной школе, по выходным поет в ресторане — и попсу, и джаз. У них с мужем вокально-инструментальный ансамбль. Когда-то Юра был солистом и аранжировщиком знаменитой белорусской группы «Сябры». В девяностые ему предложили работу в русском ресторане в Атланте. В Белоруссии были тяжелые времена, и он согласился. Сначала уехал один, позже к нему присоединились сестра с четырехлетним сыном. Племянник у меня абсолютный американец. По образованию экономист, работает в крупной компании на Манхэттене.
Папа наш тоже в Америке. Собирался уехать в 1979-м после развода с мамой. Прошел через увольнение с работы, травлю коллег, но в 1980 году советским эмигрантам закрыли выезд, он стал отказником и долго не мог никуда устроиться, хотя до этого был крупным инженером, изобретателем. Папа очень креативный человек, в перестройку создал свое малое предприятие. В 1991-м он наконец уехал. Можно только представить, какими тяжелыми оказались для него одиннадцать лет ожидания. Но папа всегда так смешно об этом рассказывает! Счастлива, что его чувство юмора в какой-то мере передалось мне. Зачастую оно оказывается единственной соломинкой, за которую можно ухватиться в трудную минуту.
— Говорят, Владимир Этуш, тогдашний ректор «Щуки», не хотел принимать вас в училище и потом травил.
— Владимир Абрамович очень ратовал за высокий интеллект и образованность артистов, даже сам вел коллоквиум по истории и литературе, проходивший после экзаменов по актерскому мастерству. Я не смогла его сдать.
После туров получила две пятерки за мастерство и этюды и пребывала в уверенности, что поступила. Остальные, «непрофильные», экзамены считались формальными. На коллоквиуме надо было ответить на два вопроса. С одним, по истории, кое-как справилась, а со вторым, по литературе, возникли проблемы. Хотя он был очень простым: «Назовите самое смешное произведение, которое вы читали». Сказала, что люблю рассказы Чехова, но какой-то один, конкретный, с ходу назвать не могу. В принципе, мне очень нравился «Смерть чиновника». И когда Этуш потребовал назвать самый смешной рассказ Чехова, я выпалила: «Шинель». Почему — непонятно. Может, представила чиновника в шинели, вспомнила фильм с Роланом Быковым и в голове сплелись воедино Гоголь и Чехов? На лице у «Карабаса-Барабаса» заходили желваки.
— А какие еще произведения Чехова вам нравятся? — прорычал он.
Я брякнула:
— «Дети солнца».
Этуш сказал:
— Спасибо, до свидания!
