Честно говоря, устал от ограниченности выбора: или весельчак с присвистом, или бешеная белка, или злобный карлик. Конечно, не ощущаю себя двухметровым красавцем-блондином с пронзительно голубыми глазами, но внутри я все-таки герой, а не шут гороховый, и в профессии меня сегодня держит то, что даже в сумасшедшего паяца умею вложить личность, характер.
В нашем кино и сериалах сейчас установка: герой обязательно должен всем нравиться как пятитысячная купюра. Если бы с этой меркой подходили к подбору актеров в те же «Улицы разбитых фонарей», ни один из тех, кого сериал сделал суперзвездами, туда не попал бы! Очень надеюсь, что и к нам занесет современное американское поветрие, когда главный герой может быть неряшливым, хамоватым социопатом, как Шерлок Холмс в исполнении Дауни-младшего, доктор Хаус или доктор Лайтман в сериале «Обмани меня». А я, низкорослый парадокс нашего кино, с удовольствием сыграл бы и отрицательное обаяние — поверьте, знаю, как это сделать.
Бывают, однако, случаи, когда не могу взять в толк, как у меня то или иное получилось. Например до деталей помню съемки эпизода, который считаю не очень удачным, и вдруг на экране вижу то, что считал недосягаемым, невозможным. Чудо? Чудо! Или с восторгом смотрю на коллегу и не понимаю: ну вот как он это делает? Бывает даже — присутствовал на съемках, наблюдал за ним в работе, но чудо увидел только на экране. И вот пока подобные вещи случаются, профессия актера для меня не умерла.
Мне интересно участвовать в исторических картинах, но я никогда не тяготел к историческим персонажам. Ну не мое это: сидеть в архивах, копаться в дневниках героя, читать воспоминания современников, чтобы как можно больше соответствовать человеку-легенде. Для этого, видимо, нужен другой темперамент, другой склад личности, как, например, у Сергея Безрукова, который был и Высоцким, и Моцартом, и Есениным, и Пушкиным. Хотя однажды и меня сподобил Господь — в фильме Натальи Бондарчук «Одна любовь души моей» сыграл Пушкина-лицеиста. Роль поэта в зрелом возрасте опять досталась Сергею Безрукову.
— Мне кажется или так на самом деле: тема о вхождении в образ осталась незаконченной?
— Точно! После окончания ЛГИТМиКа значительная часть курса стала костяком труппы «Нашего театра», созданного педагогом по актерскому мастерству Львом Яковлевичем Стукаловым. С молодым энтузиазмом мы делали там все: репетировали, играли, монтировали декорации, придумывали грим и костюмы.
В любимейшем спектакле «Панночка» по гоголевскому «Вию» я играл одного из казаков. Сразу решил, что буду выходить на сцену по пояс голым и с бритой головой. Нашел шашку в реквизите от другого спектакля, вырезал из куска меха огромные усы и сшил из хранившегося дома зеленого сукна широкие штаны.
Ткань появилась в нашей кладовке после того как казино, в котором недолгое время работал отец, закрылось в одну ночь — вдруг выяснилось, что в стране существует налоговая служба. Папе в качестве бонуса достался отрез сукна, припасенного для перетяжки карточных и бильярдных столов. В доме имелась швейная машинка, и первым делом мы с отцом сшили из «бонуса» два однобортных пиджака — по бандитскому фасону, но не малиновых, а зеленых.
Не знаю, что стало решающим: суконные штаны, бритая голова, меховые усы, шашка — но образ сложился. В какой-то момент я понял, что плачу как персонаж, а не как Юра, который прощается с другом. Случилось то самое чудо, происхождение которого невозможно понять.
Съемки «Секретной службы Его Величества», где играю героя-сыщика Извекова, шли полным ходом, когда режиссер Леша Карелин позвал в сериал «Мушкетеры Екатерины» на роль немецкого посла Герхарда — злодея и интригана. Я такому переключению страшно обрадовался, но долго не мог найти краски для образа.
