— Актерский дебют как-то повлиял на вашу жизнь? Прибавил популярности у сверстников?
— Не повлиял и не прибавил. Это сейчас, снявшись в сериалах вроде «Папиных дочек», «ОБЖ», подростки становятся звездами, а тогда актерство считалось в пацанской среде чуть ли не зазорным — почти как балет или народные танцы. Посему я особо не распространялся о первом киноопыте. Сыграло свою роль и отношение родителей, которые редко бывали на выступлениях «Форте». Они, и когда я учился в ЛГИТМиКе, не приходили на зачеты и экзамены, а на моих театральных премьерах были пару раз — не больше. Это вовсе не означает, что им было неинтересно то, чем занимается сын, — просто родители дали мне право самому распоряжаться своей судьбой.
Единственное кино с моим участием, которое обсуждалось в семье, это десятисерийный «Палач» — второй сезон «Мосгаза». Отец настолько проникся историей разоблачения Антонины Макаровой, которая во время Великой Отечественной войны, служа у фашистов, расстреляла полторы тысячи соотечественников, что перерыл весь Интернет в поисках документов и реальных свидетельств. Впрочем, о моем майоре Пожидаеве я не услышал от родителей ни слова — ни плохого, ни хорошего. Зато получил весьма лестную оценку от мамы лучшего друга Киры Плетнева Тамары Федоровны: «Вчера смотрела «Мосгаз» — ты там чудо какая сволочь!»
— Упоминание о Кирилле — прекрасный повод вернуть вас в студенческие времена. Кстати, чем закончился ночной набег на Летний сад?
— Когда увидели свет фонаря, решили, что милиция, — оказалось, охранник. Конечно, последовали угрозы вызвать патруль, который накажет по всей строгости закона. Хором стали оправдываться:
— Мы ж не вандалить — не ломать, не рвать. Просто кайфануть: когда еще придется ночью в Летнем саду выпить водки?
Охранник пошарил фонариком по нашим студенческим билетам:
— Ладно, идите вон туда — к пруду с лебедями, на берегу есть скамеечка. Дальше ни-ни — там собаки спущены.
По пути к пруду переговариваемся: «Ни фига себе! А если б с другой стороны полезли, нами бы уже барбосы ужинали?» Разместились на скамеечке, налили в стаканчики чуть-чуть водки, потягиваем, о судьбах мирового театра и кинематографа рассуждаем, а охранник неподалеку под деревом примостился: сидит уши греет. Самый старший из нас, Мишка Николаев, сегодня ведущий актер Театра на Васильевском, спрашивает:
— Может, ему налить?
Мы с Кирой — возмущенным дуэтом:
— Ты что?! Он же на работе!
Мишка — охраннику:
— Может, пятьдесят грамм?
Тот с готовностью:
— Да!
В институте мы с Кирой были бессменными партнерами, и лучшего «соучастника» я пока не встретил. В основу нашего общего дипломного спектакля легла ранняя пьеса Елены Греминой «Дело корнета О-ва». Кира и я играли в разных составах главного героя, репетировали до полного изнеможения: первый делал прогон, второй сидел в зале, все подмечал, потом два-три часа обсуждали, кто что нового открыл в образе. Потом менялись местами. Оба за диплом получили отлично.
Кира всегда хотел быть режиссером, этой профессии намеревался учиться и в ЛГИТМиКе, но поскольку на момент поступления ему было всего шестнадцать, руководство института отказало: «Вы слишком юны, нет жизненного опыта. Давайте-ка на актерский».
В режиссуру мой друг, пусть и окольным путем, все-таки пришел, и его отношение к этой профессии вызывает у меня огромное уважение, неподдельное изумление и дикое раздражение одновременно. На площадке он воин-одиночка с лозунгом: «Весь мир против меня, но я буду делать свое дело во что бы то ни стало!» Если встречаемся в период съемок, часто слышу такой монолог:
— Никому, кроме меня, этот фильм не нужен! Ну не хочет продюсер, чтоб я снял хорошее кино, — ну и окей! Съемочная группа — сплошь раздолбаи, вот прямо чувствую: половина всю ночь бухала. Актерам бы только посидеть в вагончике, потрындеть — могли бы репетировать, а они баклуши бьют! Обедают все по часу! Что, быстрее есть не могут?!
