Клара Степановна возмутилась:
— Ну, Женя! — имея в виду Матвеева. — При встрече выскажу ему!
— Ой, не надо, — я испугался, вдруг обман раскроется. — Может, ему не передавали, что приходил.
В Школу-студию поступил безо всякого блата. Как-то пересеклись в компании со вгиковцами. Стали вспоминать экзамены, и ребята рассказали: «В списке поступивших был какой-то цыган. Но кто такой, непонятно, он ни разу не появился». Не признался, что этим «цыганом» был я.
Клара Степановна, конечно, расстроилась, что я во ВГИК не пошел, но поняла: спорить бесполезно. Летом до поступления успел сгонять в Одессу на пробы. Ближе к осени прилетели телеграммы, и во всех трех сообщалось, что я утвержден. В три картины! Однако первокурсник Школы-студии уж точно не мог позволить себе наглость уехать на съемки — сразу бы отчислили, а мне хотелось учиться в серьезном академическом заведении. Позвонил на Одесскую киностудию и отказался от съемок.
С Лучко продолжали общаться, отношения из товарищеских переросли чуть ли не в родственные. Если я хотя бы раз в неделю не звонил ей, получал нагоняй: «Куда пропал, я же волнуюсь?!» Такую же выволочку получал от мамы, если минимум единожды в неделю не отчитывался о своем житье-бытье. Старался звонить обеим как можно чаще. Кларе Степановне рассказывал, какие отрывки репетируем в Школе-студии, как дела в общежитии, о своих планах, словом, обо всем. Она переживала за меня как за родного.
Вы спросили, пришлась ли мне по вкусу слава. Нет, не пришлась. На следующий день после того как по телевидению показали первую серию, захожу в метро и испытываю единственное чувство — стыд. Больше ничего... Такое ощущение, будто у всего вагона занял деньги и не отдаю. Уткнулся лицом в стекло, чтобы меня никто не видел. Вышел на «Площади Революции». Догоняет женщина, протягивает листок и ручку. Совсем стушевался, залепетал:
— Зачем?
— Автограф! Это ведь вы в «Цыгане» играете? — Кивнул, еще больше смутившись, сказал, что автографы никогда еще не давал. Она рассмеялась: — Ничего, привыкнете!
Расписался... На каникулы приехал в Ростов — там еще хуже! Захожу в троллейбус — какой-то парень, признав во мне артиста, принимается орать на весь салон: «Гляньте! Он! Точно он!» И весь троллейбус оборачивается. Красный от смущения, выскакиваю на ближайшей остановке.
Девушки слали письма на Одесскую киностудию, оттуда их иногда пересылали мне. Одно из посланий было особенно живописным: «Мне двадцать пять лет. Работаю в ОБХСС, зарплата хорошая, есть большой дом, сад, огород, виноградник. Приезжай — поженимся, родители согласны». Что тут ответишь?..
Родители были счастливы увидеть меня на экране, но больше всех радовалась бабушка Таня. В юности, когда приезжал к ней в гости, зная, что занимаюсь спортом, она просила: «Хорошо занимайся! Мне так хочется увидеть тебя на соревнованиях по телевизору! Можешь даже не выигрывать, главное, чтобы показали». Смотрела «Цыгана» и рыдала!
На первом курсе делил комнату в общежитии с Сергеем Гармашом. Мы шутили: «Сошлись Ростов с Херсоном» — Сергей из Херсона. Просыпали, опаздывали на занятия, лишались стипендии... К началу второго курса я женился, из общежития съехал, остепенился.
С женой Ольгой вместе учились в Ростове, я на театральном, она — на фортепианном, так и познакомились. Переехав в Москву, она поступила в педагогический. Сняли квартиру в Подмосковье. Дорога до столицы на электричке занимала двадцать четыре минуты, столько же на метро до Школы-студии. В дороге все время читал, благодаря чему вскоре стал получать повышенную стипендию.
