Сейчас, слава богу, на моем курсе в Школе-студии МХАТ Алла Михайловна ставит «Ромео и Джульетту». Это была ее инициатива, в которой я увидел нечто символическое. Одноименный спектакль Романа Козака, в создании которого она тоже принимала участие, в свое время стал его первой постановкой в Театре имени Пушкина. Вообще, я очень рад, что Алла Михайловна пришла преподавать ко мне на курс. Всегда к ней относился и отношусь с огромным уважением и восторгом — и как к женщине, и как к режиссеру и хореографу. Она уникальна. Наверное, такого человеческого общения, как при жизни Романа Ефимовича, у нас уже не будет. Но то, что творческое взаимодействие продолжается, меня очень радует.
— Вы сказали, что хотели всю жизнь проработать актером. С детства мечтали об этой профессии?
— В восемь лет мама привела меня в театральную студию. Говорят, я туда просился. Если честно, не помню. Наверное, просто как все дети любил что-то изображать, петь и танцевать. Но после того как попал в студию, жизнь моя переменилась. Я открыл для себя мир театра. И в пятом классе уже понимал, что хочу стать актером.
— Когда-то для многих людей театр был другой реальностью, отдушиной, волшебным миром. Сейчас ведь все иначе?
— К сожалению, да. Раньше артисты были властителями дум и принадлежали к особой касте небожителей. Между ними и поклонниками существовала определенная дистанция. Сейчас ее нет. Зрители следят за жизнью кумиров в социальных сетях, знают, что они едят, в каких плавках и где купаются.
У нас в Театре имени Пушкина много популярных артистов, и я периодически наблюдаю, как их караулят поклонники. Но то, как они общаются со своими любимцами, немного шокирует. Почти у всех так или иначе просматривается желание принизить звезду: мол, не задавайся! Ведь ты такой же (такая же), как мы!
Иногда поклонники облепляют машину артиста и не дают пройти. Требуют фотографий и автографов. Они вообще довольно решительны и категоричны. Попробуй откажи или прояви невежливость — такое получишь в соцсетях! Никакого поклонения больше нет.
В юности я был фанатом Андрея Миронова, считал его божеством. Пересмотрел с ним все спектакли в Театре сатиры. Несколько раз видел совсем близко. Караулил у служебного входа, но когда он появлялся, не решался подойти. Думал: «Что я скажу? Что люблю его творчество? Или просто здравствуйте?..»
