Наверное, Роман понимал, что я не мог не принять предложение Табакова. В Театре имени Пушкина все равно продолжал бы оставаться артистом, иногда выпускающим спектакли. А в МХТ пришел уже в другом качестве. Сначала был режиссером, а через два года стал помощником художественного руководителя.
В каком-то смысле Козак сам меня к этому подтолкнул, когда сказал: «Сегодня родился режиссер». Хотя любому художнику сложно пережить рождение рядом с собой другого художника с иным мышлением — даже если он признает его талант. Спектакль «Одолжите тенора!» пользовался бешеным успехом, каким в то время на большой сцене Театра имени Пушкина не мог похвастаться ни один другой.
— Вы намекаете на творческую ревность?
— Скорее, предчувствие ревности и некий дискомфорт. Хотя для Козака работа худрука находилась далеко не на первом месте. Он был замечательным режиссером и человеком, но любил жизнь больше Театра имени Пушкина. А я больше люблю Театр имени Пушкина, потому что он и есть моя жизнь.
У Романа было много других интересов и увлечений. Неслучайно он любил говорить: «Ну, и по дороге у меня театр». Такой подход не соответствовал моему пониманию, поэтому я легко ушел к Табакову. Для него театр был не «по дороге». Олег Павлович ощущал себя его хозяином. Папой. Его так и называли в МХТ.
Мне там было хорошо. Я каждый год выпускал очередной блокбастер. У меня были очень дорогие спектакли, но Палыч поднимал любые бюджеты. В Театре имени Пушкина все пришлось начинать заново и учиться быть худруком. Я часто звонил Табакову, спрашивал, как поступить в той или иной ситуации.
— Он не советовал отбросить интеллигентские замашки и вести себя решительнее?
— Советовал. Хотя большинство советов нельзя здесь воспроизвести, они непечатные. Из самых безобидных, наверное, такой:
— Первым делом, как придешь, кого-нибудь уволь, — наставлял Табаков.
— Зачем?
— Для острастки. Чтобы знали, кто здесь хозяин.
— А кого уволить?
— Ну, не знаю, найди кого-нибудь.
Ничего такого я делать не стал. И бесконечно благодарен всем работникам Театра имени Пушкина, которые терпеливо ожидали моего взросления и понимания ситуации. Они видели, что я пришел не разрушать, а любить это место, и отдаю ему все силы и всю свою жизнь. Могу терпеть и талантливых, и не очень талантливых людей, если они тоже любят этот театр.
