— Вера, можешь прийти на час-полтора позже? Задержусь на другой сцене.
И я говорила:
— Спасибо, — поражаясь деликатности, которая делала его натуру еще непостижимее...
Толя снимался в кино (и оно его обожало!), в Ригу собирался прилететь через Москву прямо к спектаклю. Его жена Надя Каратаева, актриса нашего театра, была с нами в Прибалтике. Когда Папанов не прилетел, она позвонила родственникам и те поехали вскрывать московскую квартиру. Там и нашли. Двое суток под струей холодной воды сидел он, мертвый, в ванне, одной рукой держась за ее край. Ушел так же неожиданно, как жил и играл...
Из репертуара выпала целая обойма серьезных спектаклей. Я почти каждый день играла «Восемнадцатого верблюда», совершенно потерянная и не понимающая, как себя вести, впрочем, как и все наши. Надо было продолжать гастроли, и мы, потрясенные и притихшие, продолжали.
Четырнадцатого августа после вечернего представления сидели с Володей в своем гостиничном номере. Пришел Спартак Мишулин:
— Вы знаете, что Андрея увезли в реанимацию?
— Как?! — И снова те же вопрос и крик, и стон.
Но поверить в то, что случится самое страшное, было непостижимо. Девять дней назад умер Толя Папанов. Не может же быть?.. Как оказалось, в последнем акте «Женитьбы Фигаро», в самом его конце, Андрюша упал, по дороге в больницу потерял сознание и больше в себя не приходил. «Обширное кровоизлияние в мозг», — сообщили врачи. Через день с Володей помчались в реанимацию. Смысла не было, но не поехать мы не могли.
— Есть ли надежда? — спросил муж дежурного доктора.
— Никакой кроме чуда.
Чуда не произошло. Я проснулась от громких Володиных рыданий, он ходил из угла в угол, причитая: «Андрюша...» У меня слез не было. Я провалилась в какое-то оцепенение от того, что произошло нечто невозможное. Когда объявили, что в день похорон Миронова в Москве мы на гастролях будем играть «Восемнадцатого верблюда», сама чуть не потеряла почву под ногами. Но пошла в дирекцию и сказала, что утром полечу в Москву проводить Андрея, вернусь вечерним самолетом и сыграю спектакль. До сих пор не понимаю, почему театр не прервал гастроли. «Верблюда» заменили в итоге «Затюканным Апостолом».
Ночью у меня сильно поднялась температура, начался какой-то страшный озноб, утром Володя вызвал скорую. Врач вколол что-то, но лучше не становилось. В Москву летела как во сне. Так заканчивалось наше страшное лето 1987-го. А осенью умерла мама.
— Крайне тяжело в такие периоды. Особенно, наверное, играть?
— Это странно, но часто сама судьба выводила из трагических событий и делала неожиданный подарок. Следующий сезон в совершенно обескровленном Театре сатиры для меня начался с роскошного предложения. Отрывки из «Воительницы» Лескова я читала на телевидении. Однажды замечательный режиссер Борис Львов-Анохин сделал комплимент: «Если бы задумал ставить «Воительницу», вы, Верочка, — лучшая кандидатура на главную роль». И вот — новый сезон, сбор труппы. Плучек объявляет, что на Малой сцене Львов-Анохин ставит «Воительницу» и главная роль моя. Шикарная, многогранная... Моя! Мы, актеры, странные для обывателя люди. Вот дали роль, и та же самая потрепанная горем, жизнью, порядком уставшая, во многом успевшая разочароваться актриса — будто лампочка, которую подключили к розетке: раз! Встала птичка феникс, расправила помятые крылышки и снова готова прожить чужую историю!
