Заботливо выхаживая ее во время жестокой болезни, он покупал в Торгсине килограммы лимонов и на руках выносил Нину в столовую, чтобы она приободрилась, слушая веселые рассказы Леонида Утесова, забежавшего в гости. Но строго запрещал даже мельком заглядывать в свои черновики — узкие и длинные листки бумаги, разложенные в его кабинете на невысоких книжных стеллажах: «Закончу — сам прочту».
К работе своей относился как к священнодействию, никогда не принимался за нее, не побрившись и не одевшись, а обдумывая новый текст, неизменно крутил в руках веревочку, словно перебирал четки, отсчитывающие положенные молитвы. Писал Бабель мучительно трудно, иногда сутками подбирая нужное слово и признаваясь, что если фраза не выходит, болит сердце. И хотя выпускал теперь не больше нескольких рассказов в год, зарабатывая в основном сценариями, редактурой и переизданиями, все еще оставался одним из самых известных писателей Советской страны.
В июне 1935 года он вновь уехал в Европу. На сей раз без всяких хлопот — паспорта и документы были оформлены за два часа: приезда Исаака Бабеля и Бориса Пастернака, не включенных чиновниками в официальную делегацию, потребовали европейские писатели, собравшиеся в Париже на Международный конгресс в защиту культуры и мира. Нина срочно бросилась покупать Наташе русские книжки.
Понимал ли он, что судьба дает ему последний шанс спастись? Возможно. Но воспользоваться этим шансом Исаак Эммануилович не пожелал. Слишком крепко держала в своих руках его душу такая страшная и такая прекрасная Советская страна. А сероглазая девушка-инженер — его сердце.
В августе он вернулся из Парижа с французским патефоном под мышкой, полный уморительных рассказов о Наташиных проделках и о мучениях, которые претерпел по дороге с меланхоликом Пастернаком. А через несколько дней увез Нину в Одессу, где она никогда еще не бывала.
Угощал любимыми фаршированными помидорами и баклажанами по-гречески. Рассказывал, где висели в годы Гражданской плакаты Российского телеграфного агентства, работая в котором, подружился с Юрием Олешей, Эдуардом Багрицким, Ильей Ильфом, Валентином Катаевым. Именно от РОСТа он и получил свою командировку в армию Буденного, уехав на фронт под чужим именем втайне от жены и родителей.
Конечно, возил Нину и на Молдаванку, где родился и где позже поселил своего любимого героя — налетчика Беню Крика. Показывал здание коммерческого училища, в которое его отдал отец, и дом № 17 на Ришельевской — Исаак жил там с родителями и сестрой Мери, зачитываясь французскими романами, изучая Талмуд и тщетно пытаясь научиться играть на скрипке так, как требовал придирчивый педагог Петр Столярский. «Ойстраха он, конечно, выучил здорово, а вот я оказался ему не по зубам. Наверное, был еще слишком молод», — смеялся Бабель. Услышав на улице особо цветистые выражения, неизменно шептал Нине на ухо: «Слушайте, слушайте! Это Одесса!»
