
Нескончаемые сюрпризы, шутки, рассказы и розыгрыши извергались из ее нового знакомого как лава из вулкана. Он знал все, обо всем и про всех. Маститые писатели, жокеи с ипподрома, директора заводов и чекисты, вышедшие из бывших буденновцев, подмосковные колхозники, звавшие Исаака Эммануиловича Мануйлычем, иностранные специалисты, с которыми он свободно говорил по-немецки и по-французски, перебравшиеся в Москву одесситы... Все они были приятелями, знакомыми, друзьями Бабеля, его агентурной сетью, поставлявшей вороха сюжетов, слов и образов.
Но и этого ему было мало. «Готов платить по рублю за каждое письмо из вашей сумочки, которое вы дадите мне прочитать», — заявлял он Нине и тут же вытаскивал целковый, кладя его перед нею на стол. А еще постоянно требовал историй о Кузнецке, говоря, что надо записать их слово в слово, чтобы печатать вместо газетных передовиц. Сам же рассказывал так, что слушать можно было часами. И Нина внимала, то удивляясь, то ужасаясь, то смеясь, и тщетно силилась понять, где в рассказах этого необыкновенного человека заканчивается правда и начинается вымысел.
«Думаете, почему этот переулок называется Николоворобинским? Вот здесь была церковь, — говорил он, указывая рукой на одинокую колокольню, высившуюся среди сиреневых кустов, — называлась Николы-на-воробьях. Чтобы собрать деньги на ее постройку, трактирщики ловили воробьев, жарили и продавали». И с интересом наблюдал, как Нина провожает испуганным взглядом стайку птиц, вспорхнувшую с ветвей.
Свою огромную двухэтажную квартиру в этом самом переулке, располагавшемся неподалеку от Таганской площади, Бабель делил с австрийским инженером Бруно Штайнером, командированным в Москву для налаживания торговых связей с советским правительством. «Чудесный человек, но ужасный педант, — говорил о нем, совсем как Пушкин о своем Онегине. — Абсолютно во всем любит порядок и симметрию. Отказался жениться на любимой девушке, потому что у нее груди разного размера. Так и остался холостяком на всю жизнь. У нас с ним крепкий уговор — никаких женщин в доме». И снова будто невзначай бросал на Нину быстрый испытующий взгляд из-под круглых очков.
Господи помилуй, и как она могла всему этому верить? Переулок, как ей теперь отлично известно, к воробьям абсолютно никакого отношения не имеет. А что касается женщин... Если это было правдой, тогда почему она уже почти год хозяйкой живет здесь, в Большом Николоворобинском, поит чаем друзей Бабеля, зашедших справиться о его житье за границей, состязается со Штайнером в решении математических задач и поливает из лейки, чтобы не засох, глиняный бюст Бабеля, который знакомый скульптор обещался доделать позднее?