
Очередное письмо от него пришло ей из Горловки, где Исаак Эммануилович, собиравший материалы о жизни советских шахтеров, гостил у приятеля. Там тридцать первого декабря 1934 года они и объяснились. «Когда вы сошли с поезда, у вас было лицо как у Анны Карениной», — сказал он ей после того, как все было решено. Съехаться условились сразу же, едва уговорят Штайнера. К счастью, много времени это не заняло: педантичный австриец сам обо всем догадался и, как видно, решил, что женщина, так блестяще решающая математические задачи, заслуживает определенных привилегий. В ЗАГС не ходили: формального развода Евгения Борисовна Бабелю так и не дала. Общей спальни тоже не заводили. Поселились каждый в своей комнате и прежде чем зайти друг к другу, условились непременно стучать.
...Ровно шесть лет спустя, зимой 1940-го, в приемной Народного комиссариата внутренних дел близился к концу обычный рабочий день. Курносый молодой человек в форме устало зевнул и посмотрел на сидевшую перед ним женщину в темном платье.
— Думаю, вам, Антонина Николаевна, следует подумать об устройстве своей судьбы. Приговор вынесен серьезный: десять лет без права переписки.
Женщина молчала. Потом, медленно подняв на него большие серые глаза, с видимым усилием разлепила пересохшие губы и ровным голосом произнесла:
— Благодарю вас, считаю, что моя судьба устроена.
И не прощаясь вышла.
Насмешливо фыркнув, молодой человек захлопнул тонкую серую папку и вставил ее обратно в деревянный ящик, похожий на гроб.
Машинально поправив волосы, скрученные на затылке в тугой пучок, Нина толкнула дверь и вышла на заснеженную улицу. Большая буква «М» над вестибюлем станции метро «Дзержинская» горела в серой мгле кроваво-красным светом. «Это не может быть концом, что бы ни говорили. А этот мальчишка просто дурак и хам» — Нине вдруг показалось, что между только что пережитой страшной минутой и волшебной зимой 1934-го прошло не больше мгновения. И сегодня, непременно сегодня, возвратившись в Николоворобинский, она обязательно увидит на фоне мягко светящегося углового окна знакомый профиль Бабеля.
Эту его привычку ждать ее вечером у окошка Нина полюбила с первых же дней их общей жизни. И всякий раз, входя в переулок, поднималась вверх по стороне, противоположной дому, чтобы он мог пораньше увидеть ее и тут же пойти ставить чайник. Чай Бабель любил крепчайший, с яблоком или изюмом. Накрывал чайник подушкой и укутывал покрывалом, долго настаивал. Причмокивая от удовольствия и шутливо дразня Нину, выливал первую, самую душистую заварку в свой стакан и лишь потом наклонялся над ее чашкой. Если случался повод, чай устраивали «развернутый»: со сластями и бубликами. Говорили о самом разном и очень часто — о «Дзержинской».