
Что делать? Мой мудрый муж предлагает советскому послу на Мадагаскаре связаться с коллегой на Маврикии и отправить обратно меня, чтобы пообщаться с нашим «отщепенцем». Есть же что-то вроде последнего разговора, когда человек, собравшийся покинуть страну, должен отречься от гражданства СССР, а страшнее для советского человека, кажется, ничего не было. И вот на эту встречу, где секретарь должен составлять официальный протокол, решено было отправить и меня тоже. Села в самолет и примчалась обратно на Маврикий — ничего ведь не боялась, даже летать одна по африканским странам! Встретил меня наш посол, господин Кириченко кажется, очень хороший человек, кстати. Поехали мы в американское посольство. Нас проводили в какую-то комнату, там стоял американский посол — огромный темнокожий мужчина с суровым выражением лица, а рядом наш хиленький музыкант, который на фоне посла совсем потерялся. И в руках у него, только не смейтесь, учебник английского языка для девятого класса. Я узнала эту книжку, потому что у меня дома до сих пор есть такая же!
Посол Кириченко объяснил мое присутствие тем, что музыкант, желающий эмигрировать, плохо знает английский, а русский еще хуже и, мол, вот она переведет. А мне поставили задачу как бы между прочим «вкрутить» фразу: «Вернись обратно, ничего тебе никто не сделает». Американец ему, значит, говорит, а я перевожу:
— Вы отдаете себе отчет в том, что если сейчас останетесь на территории посольства США, не сможете вернуться в СССР... — и вкручиваю: — Вернись, дурак, тебе ничего не будет!
— Нет, — злится музыкант, — я так долго ждал этого момента!
Темнокожий посол смотрит на меня подозрительно:
— Вы точно переводите?
В общем, я поняла: вкручивай — не вкручивай, а отговорить нашего не получится. Но, по крайней мере, попыталась. Выходим, местные нас фотографируют. Маврикийские журналисты вообще не понимали, зачем надо откуда-то удирать, если можно просто поехать. Объясни им поди. Так мы стали вторым ярким событием, связанным с русскими, которое произошло на острове Маврикий. Первым был русский моряк, который хорошенько погулял и в силу этого не мог вспомнить, в какую сторону идти к своему кораблю. Пошел в противоположную. Только на второй или третий день его, бредущего вдоль береговой линии, обнаружили и вернули на судно.
А потом мы вернулись в Москву и в ужасе размышляли, что же теперь будет. Объяснительных я написала пачку: в филармонии в Таллине, в соответствующие органы в Москве и в Таллине, в обоих Министерствах культуры... Объясняла, как же мы недосмотрели, недопоняли, что один из наших — того, уже не совсем наш. Но самым страшным виделся поход в Госконцерт. Стыдно было не передать как! Сколько лет мы через него ездили, они нам доверяли, а теперь такое...