— Валера, можешь сыграть?
— Давай!
— Только как сказать об этом Люке? — так Касаткину звали близкие люди.
Я поступил как настоящий авантюрист:
— Не будем ей ничего говорить заранее. Придет гримироваться, и перед третьим звонком ей сообщим, что играю я.
На свой страх и риск Саша согласился. К тому моменту Касаткина относилась ко мне хорошо по той простой причине, что Горяева уже не было в театре. Мы вместе сыграли в «Оптимистической трагедии», где я, говорят, неплохо смотрелся в роли Вайнонена. Как-то из-за съемок попросил меня заменить, однако Касаткина сказала: «Ни в коем случае!» Спектакль пользовался успехом, но шел крайне редко, Людмила Ивановна забывала текст, путалась, я — единственный человек, кто выводил ее на верную дорогу. Она что-нибудь скажет и смотрит на меня. Те еще были времена!
Так вот, я загримировался, оделся, и мы с Бурдонским постучались к ней в гримерку. Касаткина увидела меня и совершенно растерялась. Саша говорит: «Люка, тут такое несчастье, заболел Мих-Мих, играть с тобой будет Валера». Та не успела возразить — дали третий звонок. Сыграли спектакль очень хорошо. После этого она относилась ко мне с еще большей нежностью, радовалась моим успехам, мы подружились.
Капризничать Касаткина могла по любому поводу. Поехали на гастроли в Одессу, все билеты проданы, и вдруг Людмила Ивановна ломает ногу. Такое с ней часто случалось. Отменять «Орфея...» нельзя, пригласили актрису из Омска Татьяну Ожигову, жену Николая Чиндяйкина, которая очень хорошо играла леди Торренс. Молодая, зажигательная, она прекрасно танцевала, быстро ввелась и справилась очень здорово. А перед отъездом Таня, зная, что в ее люкс в гостинице «Черноморец» въедет поправившаяся Касаткина, оставила для нее огромный букет цветов и записку, где от души благодарила Людмилу Ивановну за предоставленную возможность. Букет был вышвырнут в окно, письмо порвано в клочья, Касаткина заявила, что в этом номере жить не будет! Всех выходка возмутила, а меня ее детская ревность тронула до слез. Это был поступок женщины и актрисы. Что народной артистке всего Советского Союза, всеми любимой, ревновать? Но ее роль сыграла другая! Касаткина потом полгода не разговаривала с Бурдонским, ссорилась с начальством.
Кстати, когда я снимался в первой главной роли в «Вишневом омуте», режиссер Леонид Головня говорил: «Ты должен капризничать, должен всех держать в напряжении. Должен прийти на площадку и устроить скандал, чтобы все задрожали! Тогда тебя зауважают». Но я не следую этому совету, не устраиваю скандалов на ровном месте — меня и так все любят. В нашей профессии хватает стрессов.
Еще один урок в тему преподал Олег Борисов, с которым мы снимались в картине «Дни и годы Николая Батыгина». Уникальная личность! Однажды нас не слишком вежливо позвали в кадр. Прибежала ассистент режиссера: «Так, все артисты — срочно на площадку!» Я встал, Олег Иванович остановил: «Сиди». Для меня он был кумиром, если сказал — сидеть, буду сидеть, хоть все тут тресните! Прошло минут двадцать, девчонка явилась снова, уже заплаканная, видно, хорошенько всыпали. Говорит вежливо: «Просим всех актеров пройти на площадку». Борисов опять: «Сиди!» Приходит режиссер Леонид Пчелкин: «Олег Иванович, Валерий Александрович — на площадку, будьте любезны». Борисов говорит: «Пошли». Движемся по коридору, Олег Иванович напутствует: «Запомни, у тебя есть один инструмент, которым работаешь, — ты сам. Этот инструмент должны уважать все, и прежде всего ты». В Борисове чувствовалась удивительная внутренняя свобода. Он ни от кого не зависел, хотя нет более зависимой профессии, чем актерская.
