Вообще, могу сделать смелое заявление, что из нас с Колей родители получились лучше, чем из наших с ним мам-пап. Точно говорю. С детьми, ни с Настей, ни с Ваней, никаких происшествий не было. Не стирали двойки в дневниках, не делали маме пакости... Я даже иногда удивляюсь: почему? А время от времени и задумываюсь, глядя на этих правильных, как же тяжело было с маленькой мной. Я-то да, из тех случаев, когда один ребенок легко заменяет троих-пятерых! Школьницей родителей радовала не сильно. Не была отличницей. Не блистала поведением. Не выделялась особенно аккуратными белыми передниками. Помню, их пару раз вызывали в школу, но не факт, что они ходили.
Я училась в восьмом классе, когда умер папа. Он держал меня в ежовых рукавицах, а тут контроль пропал. Короче, в смысле учебы невероятно расслабилась. Пришла первого сентября домой, и никто мне не сказал: «Давай дневник». То есть я поняла, что самым роскошным образом могу вообще ничего не делать. А в школе меня много раз пугали тем, что оставят на второй год. И чем больше пугали, тем сильнее я утверждалась в мысли, что второй год — это неплохо. А что? В армию мне не идти, куда торопиться-то?
Думали, убоюсь и кинусь делать уроки. А я начала искать плюсы и минусы в данной ситуации и, представьте, своим подростковым мозгом нашла больше плюсов. Тем более стараться, если все равно говорят, что не переведут, явно не стоило. В общем, надо было готовиться к экзаменам в восьмом классе, а я вместо этого вырезала картинки из журнала Burda и каталога OTTO и ваяла из них коллажи в экзаменационных тетрадях. Мама спрашивала:
— Ты делаешь уроки?
— Конечно, — отвечала я, показывая толстую тетрадь. И она легкомысленно верила.
На экзамене отвечать, естественно, было абсолютно нечего, да и не хотелось. И меня оставили на второй год. Лариса Ивановна наконец перевела меня в другую школу, о чем просила ее миллион раз, где я дивно и доучилась. Там любили детей и свою работу. Ученики не были для педагогов пустым местом. Со мной учился сын и внук знаменитых скульпторов Рукавишниковых Филипп. Однажды на уроке литературы мы спорили о Льве Толстом, и Филипп сказал, что вместо этих непонятных разговоров он бы лучше сделал что-нибудь хорошее.
