Когда у Степана, студента второго курса театрального института, не было денег, он ехал в Кронштадт, там покупал ящик пива, привозил его в Питер и продавал у «Техноложки» (станция метро «Технологический институт»). Разницы хватало, чтобы купить мне букет. Весной, когда совсем не было денег, но уже расцветали сирень и черемуха, рвал их прямо на улице. Когда средства появлялись, покупал белые тюльпаны. Они были такими белыми, такой идеальной формы, что казались сделанными из парафина. После дождя на их лепестках дрожал круглый хрустальный бисер дождевых капель. Я дотрагивалась до них языком. Сладкий и холодный вкус.
Степан ждал вечерами, когда я вернусь из института — мы как раз готовили выпускной спектакль, — и кормил меня. Готовить он умел все — суп, мясо, салат, картошку жарить. Когда я начала в Степу влюбляться, тоже решила приготовить что-нибудь, чтобы сделать ему приятное. Выбор свой остановила на простом салате, который делала мне по утрам мама, — тертая свекла с черносливом. Крови было очень много... Даже не подозревала, что терки такие острые! Оказалось, я совсем не умею готовить!
Однажды на летних каникулах Степан взял у друга, который учился в летном училище, форму и документы, потому что денег на билет из Красноярска в Питер не было, а профильным студентам полагалось пользоваться воздушным транспортом бесплатно. Прилетел всего на несколько часов, чтобы встретить меня на Витебском вокзале проездом из Минска, со съемок, в Эстонию. Поезд остановился у перрона, и в открытом тамбурном окне прямо передо мной возник букет из больших белых ромашек. Они ничем не пахли, но нос мой еще долго был желтым от ромашковой пыльцы...
А потом, спустя 8 лет, настал тот день, когда муж просто сказал: «Ухожу». И еще одну фразу, которую я запомнила на всю жизнь: «Я устал за все отвечать. Понимаешь, ты — есть. А где я? Где в этой жизни я?» Может, как истинная «щука» я съела Степана? Но любила его очень. Это я сейчас понимаю. А тогда…
Тогда все носились с магией цифр. Декабрь уходящего 1999 года. Вот еще чуть-чуть — и все изменится, новое тысячелетие, как с чистого листа. Мы с мужем жили в двухкомнатной квартире на «Ваське», на Малом проспекте. Квартира принадлежала старшему сыну двоюродной сестры мужа моей тети, который уехал в Германию. Чужое жилье — оно всегда чужое. Сколько в него ни вкладывай, как ни переставляй предметы, как ни раскладывай по полу у кровати книги, ты всегда на чемоданах, даже если в этом чужом жилье находишься второй или третий год. Дима, тот самый старший сын, никогда не жил в этой квартире. В ней жил и умер отец тети Бэлы, той самой двоюродной сестры мужа моей тети.
Это родство только выглядит так несуразно, на самом же деле тетя Бэла невероятно родной для меня человек. Если бы не она, меня просто не было бы. Это она убедила мою маму, что та сможет родить в сорок, несмотря на фибромиому матки. Тетя Бэла просто взяла маму в охапку и до самого моего появления на свет не отпустила.
