Ценные вещи из музея вовремя эвакуировали на Урал, но кожаный диван, на котором родился Толстой, и братья его, и сестра, и все дети Толстого, остался, и один немец хотел его вывезти. Видимо, понимал, что война когда-нибудь закончится и он будет стоить очень дорого. Возможно, немец даже был поклонником Толстого, но заполучить реликвию ему не удалось. На пути у него встала сотрудница музея. Напрасно он угрожал ей пистолетом и ножом — она не отступила, и тогда немец в бессильной злобе изрезал диван. Если будете в Ясной Поляне, посмотрите на него внимательно, и вы увидите, как аккуратно он зашит...
Начиная книгу «Лев Толстой: Бегство из рая», я не знал, как она будет строиться. Сначала думал написать десять глав, по числу дней ухода, про сам уход. Но потом понял, что так нельзя, что нужно объяснять многие вещи, поэтому каждая глава начинается с очередного этапа бегства Толстого, а потом я возвращаюсь в его юность, кавказский период, женитьбу и так далее.
— Судя по списку источников, приведенному в конце, вы перелопатили огромный массив материалов. Случались какие-то неожиданности, открытия?
— Иногда приходилось обращаться вроде бы к далеким от темы источникам, в которых тем не менее содержались очень важные факты. Так, я не мог написать об уходе Толстого без летописи Оптиной пустыни, которую он посещал. Я знал, что она существует и находится в Государственном музее Толстого в Москве, в отделе рукописей. Позвонил туда: мол, так и так, нужна эта летопись. А сотрудники музея заявили, что у них ее нет. Я удивился: «Быть такого не может! Сначала она была в Ленинской библиотеке, потом ее передали вам, я знаю!» Но они стояли на своем. Архивисты каждого чужака воспринимают как лютого врага, и что-то получить у них — целая история.
Короче, в музее ничего я не добился. А вскоре жена попросила сходить в храм, мы тогда в Братееве жили, подать поминальные записки. Я пошел, подал и увидел в церковной лавке какие-то книжки. Они в любом храме продаются — о том, как молиться, готовиться к исповеди и так далее. Но здесь среди простеньких брошюрок выделялись два черных тома. Я взял их в руки и с удивлением прочитал: «Летопись скита во имя святого Иоанна Предтечи и Крестителя Господня, находящегося при Козельской Введенской Оптиной пустыни». Спросил: «Сколько эти книги стоят?» — «Очень дорого. Две тысячи». Открыл кошелек — там была как раз нужная сумма. А я ведь не знал, что эти книги вышли! И их мог кто-нибудь купить до меня.
Или вот еще история. Мне нужно было понять, почему Толстой выбрал такой маршрут — из Щекино в Козельск, дальше в Оптину пустынь, потом в Шамордино, оттуда зачем-то снова в Козельск, а потом в Новочеркасск. При этом доктор Маковицкий пишет, что вообще Лев Николаевич собирался в Болгарию. Я не мог объяснить эту логистику. Пошел в Ленинку, взял знаменитый справочник Брюля «Официальный указатель железнодорожных, пароходных и других пассажирских сообщений» за 1910 год. Он карманного формата, но внутри его скрывается большая карта. Когда я ее раскладывал, она занимала весь стол в читальном зале. Потом я не мог сложить ее обратно, приходилось звать сотрудницу.
Почему я взял Брюля? Потому что Толстой и сопровождавшие его люди пользовались этим справочником и рассматривали карту, когда решали, куда поедут. Я над ней провел, наверное, месяц, пока во всем разобрался, и тогда понял, почему они поехали через Козельск в Новочеркасск: чтобы выправить заграничные паспорта Маковицкому и дочери Толстого, Саше, через знакомых, живших в этом городе. Толстой должен был путешествовать под видом слуги, без паспорта, потому что, как истинный толстовец, не мог иметь государственного документа.
Было бы, конечно, забавно, если бы они доехали до Болгарии. Толстого на границе, наверное, сразу бы вычислили и понесли куда-нибудь на руках. Он-то думал, что скроется в этой стране, но там было очень сильно движение толстовцев. В 1906 году они основали свою колонию в селе Алан Кайряк, позже переименованном в Ясную Поляну.
