Нина Афанасьевна никогда не комплексовала, что ее недооценивают. Главную роль, Вассу Железнову, она сыграла только к своему 60-летию. Театральная публика Нину Афанасьевну любила, но только с фильма Шукшина «Живет такой парень» началась ее всесоюзная слава.
Нина Афанасьевна вообще смолоду играла в основном эпизоды, соседок, подружек, теток. Она пыталась, как все, бегать на пробы. Где-то вначале мелькнула в кино, почти в массовке. А Алексей Дмитриевич Попов ей сказал: «Ниночка, никуда не бегай, ничего не ищи, твое время придет, становись настоящей актрисой». Он для нее был абсолютным авторитетом.
И что невероятно, Сазонова совершенно не злилась на судьбу. А потом, когда ей уже, считай, было к пятидесяти, ее пригласил Василий Макарович Шукшин на тетку Анисью. Он особо ее не знал, говорит:
— Да нет, вы слишком молодая, мне нужна тетка, у которой уже все позади.
А она ему стала доказывать:
— Надо, чтобы она хотела замуж, чтобы в ней все играло. Недаром тетка Анисья говорит: «В огороде все так и прет, так и прет...»
А потом в фильме появился момент, когда тетка Анисья сидит за швейной машинкой и поет. Это ее придумка. Она тоже сказала Василию Макаровичу: «Я много наблюдала в детстве, по вечерам в Кимрах женщины сидели, крутили колесо машинки и пели обязательно в такт этой швейной машинке».
После премьеры фильма Василию Макаровичу писали: «Где вы нашли такую тетку Анисью? Если это актриса, то почему она такая деревенская? А если это деревенская баба, кто ее научил так играть?»
— А Нина Афанасьевна была из народа?
— Она рассказывала о своем житье-бытье в Кимрах, о семейных устоях. Например, как они в семье постились. «Спускались в погреб, а там в бочках квашеная капустка, маслята, огурчики, листьями хрена прикрытые, картошка синеглазка лежит, лук золотистый по стенкам висит». У меня от ее рассказов тут же слюнки начинали течь.
Семья ее была зажиточной, и эта хозяйская жилка в Нине Афанасьевне чувствовалась: она знала толк в украшениях, в бриллиантах, обувь шила только на заказ, и при этом была женщиной практичной, старалась, чтобы ее дом был полной чашей, чтобы ее единственный сыночек ни в чем не нуждался. Мы много гастролировали за границей, она повсюду покупала красивые безделушки, посуду, сувениры.
Сазонова окончила студию при театре, в театре и осталась. Она была дочерью театра, за его пределы вообще никуда не выходила. Когда началась война, Алексей Дмитриевич Попов с ней 22 июня выступал на Белорусском вокзале. Они пели, провожая наших первых солдат на фронт. И она еще сомневалась:
— Что же мы в красных сарафанах поем какие-то частушки, а тут люди идут на войну, нужны ли им сейчас наши песни?
А Попов сказал:
— Да, нужны, именно веселые, жизнерадостные, чтобы они знали, что защищают, какую страну, чтобы они как можно больше хорошего имели в душе и шли к победе.
Все думали, что это быстро закончится, но война затянулась на четыре страшных года. Нина Сазонова стала ездить с концертной бригадой на фронт. Однажды артисты попали под обстрел, все погибли, а ей удалось выжить. Нина Афанасьевна мне рассказывала, как одна брела к своим через линию фронта, ночевала где придется, днем пряталась в стоге сена, не очень понимая, куда идет. Ее вела к Москве яркая звездочка на небе. Она за ней шла, пока не дошла до Москвы, голодная, страшная. Недаром родилась Нина Сазонова 7 января, в Рождество Христово. Не думаю, что в такой день появляются на свет случайные люди.
Когда Нина Афанасьевна добралась до Москвы и появилась в театре, ее не пустили, решили, что это какая-то старуха пришла. Она говорит: «Я Нина Сазонова». Но женщины на вахте ее не признали, и только когда она запела, по голосу все поняли, что это Сазонова.
Что бы с ней ни случалось, она всегда шла в театр. Это был ее дом.
Зельдин в этом плане был более благополучным человеком. Все-таки он в войну снимался, потом прожил всю жизнь счастливо. А она же вечно страдала. И в войну столько перенесла горя, а потом, в конце жизни, начались проблемы с сыном. И она всегда шла в театр, где могла отогреться. Причем всегда шла к простому народу. Она любила женщин на вахте, медицинских сестер, костюмерш, гримерш, и они ее обожали и готовы были с ней коротать и ночи и дни, и поить чаем, и кормить...
Мне кажется, она была создана для большой, крепкой семьи, ей бы пятерых детей родить. Обожала готовить, с удовольствием принимала гостей. Так и представляю ее за круглым столом с многочисленными детьми, внуками, которым она разливает дымящийся борщ.
