Когда мы познакомились, Зельдин водил машину и очень часто меня на этой машине катал. Он смешно ее водил: осторожно, неторопливо. Какая-то тетка дорогу на красный свет перебегает, он так спокойно говорит: «Ну, куда бежишь, за колбасой, что ли? Ну ладно, раз ты торопишься, я тебя пропущу». Зельдин водил машину, наверное, лет до восьмидесяти. А Вета вообще всю жизнь за рулем, она очень хорошим водителем была. Она его возила в театр, потом его стали возить из Серебряного Бора и обратно на служебной машине. А Зельдин никуда не торопится и везде успел. Во всем феномен!
Он никогда не срывал спектакли, удивительной дисциплины человек. До последнего вздоха никого не подводил. Но однажды (это было давно) он все-таки сорвал спектакль. Ехал из Подмосковья на мотоцикле, вдруг в дороге тот забарахлил и сломался. Мобильных телефонов тогда не было, и Зельдин не смог никого предупредить. Спектакль пришлось отменить. В театре устроили показательное собрание, коллеги стали клеймить позором Зельдина. И это актера, который кормил весь театр! Уже тогда гремел спектакль «Учитель танцев». Все так вошли в раж, что один актер сказал, будто Зельдина чуть ли не судить надо. Вдруг опомнился директор театра: «Люди добрые, остановитесь, вы что, забыли, что Зельдин настолько безупречно работает?»
— Кто же вас хотел судить? — спросила я Владимира Михайловича. И он назвал фамилии коллег, включая своего партнера, который играл его слугу. Но самое потрясающее, что он им всем в дальнейшем помогал: и квартиры выбивал, и за звания хлопотал.
— Как?! Вы просили за тех, кто хотел вас судить?
— Да, Олечка. Они же меня не засудили.
Сам факт, что они предлагали это, он пропустил мимо ушей. Только спустя время я поняла, что так ему легче жить. Владимир Михайлович решил не носить в себе злобу. Он всегда спешил делать добро людям и никогда не помнил зла, которое ему причиняли.
Коллеги все ему улыбались, но на самом деле жутко завидовали. Но он этого не замечал, проходил мимо. И Сазонова, кстати, не замечала. Это была защитная реакция. В этом они были похожи. Оба верные одному театру, верные зрителям, не хапуги, не алчные, не жадные. И зрители их любили безмерно, а они в этой любви просто купались. В этом и было огромное счастье и для него, и для нее...
Зельдин все время за кого-то хлопотал, ходил по высоким кабинетам.
Я спрашивала:
— Владимир Михайлович, ну зачем вам это надо?
— Что ты, Олечка, они же все будут за меня молиться!
Он стремился как можно больше сделать добра людям, как будто чувствовал, что ему это зачтется.
Зельдин был верующим человеком, с ним всегда были иконы, он крестился перед выходом на сцену. И жил по заповедям. Помню, приехав на гастроли в Париж, мы зашли в католическую церковь. Служащий показал нам место силы: в витраже видно небо, рядом висят иконы Спасителя, его Матери и Бога Отца. Если стать на это священное место и обратиться к Богу, то твои просьбы обязательно сбудутся.
Владимир Михайлович подождал, пока все отошли, и встал на это место. Я за ним начала наблюдать. Интересно, о чем же может просить Бога человек в возрасте ста лет? Мне казалось, ему нужно одно — здоровье. Но он стоял, наверное, полчаса и все говорил, говорил, что-то рассказывал Всевышнему. Я подумала: «Боже, какой же насыщенной жизнью он живет! У него, оказывается, еще целая программа расписана».
— Какие у Зельдина были звания?
— Он был народным артистом Советского Союза, лауреатом всевозможных премий, в том числе Сталинской, полным кавалером ордена «За заслуги перед Отечеством» всех четырех степеней. У него были памятные ордена и медали, премии всяких культурных мероприятий, какие-то награды Испании. Создавалось впечатление, что не было такого ордена на Земле, которого бы он не имел.
То, что делал на сцене Владимир Зельдин, можно назвать актерским подвигом. И это достойно Книги рекордов Гиннесса. В сто лет человек собирал сумасшедшие аншлаги, а у нас в Театре Армии зал на полторы тысячи мест. Каждый год театр ездил в Ленинград, и он играл подряд десять спектаклей «Учитель танцев», а это труднейшая роль. Он все время занимался танцем, поддерживая форму. Зарабатывал театру огромные деньги и при этом скромно жил. Тружеником он был невероятным.
У него не роли, а легенды, все легенды. Легенда «Свинарка и пастух», легенда «Учитель танцев». И потом в финале жизни Юлий Гусман ему подарил еще одну легенду — «Человек из Ламанчи». Невозможно представить, как можно сыграть такую затратную, такую тяжелую роль на большой сцене в его годы.
