Мои коллеги, друзья-подруги Вера Майорова и Люда Хмельницкая это доказали. Долго не выходили на сцену не по своей вине, и вот Вера Майорова играет сегодня в трех спектаклях Театра на Бронной и — шутка ли! — в постановке Константина Богомолова в МХТ. А Людмила Хмельницкая стала лауреатом премии «Московского комсомольца» за роль в спектакле «Дядя Лёва», тоже поставленного Богомоловым. Я бесконечно рад за моих подруг. Желаю новых работ и моей любимой партнерше Анне Антоненко-Лукониной.
Но вернусь к своему рассказу. Благодаря Эфросу Театр Ленинского комсомола поднялся на высоту, стал посещаемым. Но партийным начальникам свободолюбивый дух новых спектаклей был не по душе. История закончилась печально, Анатолия Васильевича сняли. Чтобы общественность особенно сильно не возмущалась, придумали формулировку: за неправильное формирование репертуара.
— Какие спектакли выходили со скрипом?
— «104 страницы про любовь». Как это — героиня познакомилась с мужчиной и на первом же свидании легла с ним в постель? Какой разврат!
В «Снимается кино» говорилось о мучениях режиссера, творческом кризисе. Как это? Какие могут быть кризисы у советского человека? И вообще непонятно, что за фильм он там снимает. Когда приходил в театр, я иногда специально шел в зал во время спектакля, чтобы получить эмоциональный стресс. Там была такая сцена: на переднем плане сидели отчаявшийся режиссер, которого играл Александр Ширвиндт, и старый искушенный во всех делах редактор. Он говорил: «Слушай, ты сейчас снимаешь кино, за которое в свое время могли ведь и посадить, а вам-то сейчас чего бояться?» На этих словах у меня выпрямлялся позвоночник, по телу бежали мурашки. А потом выходил Леня Каневский с каменным лицом, брал трубу и играл замечательную мелодию. Так вот, комиссия Министерства культуры, принимавшая спектакль, интересовалась: к чему призывает эта труба? К освобождению? К какому такому освобождению? От чего?
Претензии высказывались даже к мелодраме «В день свадьбы». Тоня Дмитриева говорила жениху, узнав, что он любит другую: «Отпускаю!» А почему она так поступает? Почему так легко рушит советскую семью? В фильме эту роль играла Лариса Малеванная, чудеснейший человек, замечательная артистка, личность. Счастлив, что довелось с ней сниматься.
Эфроса назначили очередным режиссером Театра на Малой Бронной, хотя главного там в тот момент не было, разрешили даже взять с собой десять человек. Сегодня из нас десятерых в театре остался я один. Дурова, Дмитриевой уже нет с нами, Ширвиндт в Сатире, Яковлева — в МХТ, Смирнитский — в антрепризах, снимается, Каневский — телеведущий, Збруев вернулся в «Ленком» и правильно сделал, на сцене именно этого театра он сыграл свои звездные роли. У Саши скоро юбилей, он лицо театра «Ленком Марка Захарова». Уверен, мы должны сами о себе заботиться, работать там, где нам лучше.
— Эфросу и его команде были рады в Театре на Малой Бронной?
— Это целая история. Поначалу возникла естественная реакция отторжения: они пришли, а мы здесь неплохо справлялись и без них. Но через три месяца Эфрос начал репетировать «Трех сестер», и всем ведущим актерам театра — Николаю Волкову, Георгию Мартынюку, Анатолию Грачеву — нашлись в спектакле роли. Я играл Федотика. Спектакль прошел несколько раз, и его закрыли, хотя он был совершенно безобидным. Министерство культуры проделало это, что называется, чужими руками. История известная: в один из вечеров в Театр на Малой Бронной явились мхатовские «старики» Ангелина Степанова, Алексей Грибов, другие корифеи. Они посмотрели спектакль и остались в недоумении: мы не понимаем, почему, по какому поводу герои у Эфроса постоянно льют слезы. Нас постановка совершенно не тронула. Этого оказалось достаточно, чтобы после нескольких представлений «Трех сестер» исключили из репертуара. Эфрос, конечно, очень страдал.
