— Ну что тебе подарить, Юра?
И достает книгу с пьесой «Вишневый сад». Буря аплодисментов. Конфликт был исчерпан. Улыбающийся Любимов не полез за словом в карман:
— Видишь, Толя, на мне джинсовая куртка, а у тебя такой нет. Будешь праздновать свой юбилей, привезу.
Снова восторг и аплодисменты. Так и надо избавляться от театральной дури.
— Как вас встретили в Театре Ленинского комсомола, куда Анатолия Васильевича пригласили главным режиссером?
— Он позвал с собой меня, Виктора Лакирева, Льва Дурова, Антонину Дмитриеву, Броню Захарову. Меня долго не отпускал директор и худрук ЦДТ Константин Язонович Шах-Азизов, грозился: «Не отдам трудовую книжку». Он понимал, насколько сильно оголится труппа с нашим уходом. Но мы шли за Анатолием Васильевичем и в «Ленкоме» находились под его крылом.
Я был в отпуске, как вдруг от Эфроса пришла телеграмма: «Срочно приезжай, для тебя есть пьеса «Мой бедный Марат». Мы начали репетировать с Витей Лакиревым, Саша Збруев — с Львом Круглым и Олей Яковлевой. В третьем акте герои становились взрослее, Саша с Левой выглядели более подходящими по возрасту, Эфрос выбрал в итоге их.
Но в «Ленкоме» я совсем не был обделен ролями. Играл героя-танкиста в спектакле «Каждому свое», Володю Ульянова (да-да, того самого!) в «Семье». Звезда «Ленкома» Софья Владимировна Гиацинтова выходила на сцену в роли матери Ленина Марии Александровны. Спектакль шел долго, Ленины несколько раз менялись, я стал четвертым.
С Софьей Владимировной у нас сложились замечательные отношения. Когда она шла по коридорам театра, все с ней раскланивались. Совсем не потому, что она была в свое время художественным руководителем, перед ней не заискивали, ее искренне уважали.
Не раз приходил к ней домой репетировать. Однажды Софья Владимировна рассказала такую историю. Она снялась в картине Михаила Чиаурели «Клятва», играла такую Родину-мать, а Михаил Геловани — Сталина. По сюжету в Георгиевском зале Сталин подходил к ней и целовал руку. Чиаурели сообщил: этой ночью фильм будет смотреть Иосиф Виссарионович. Оба заволновались, как тот воспримет такую сцену. Гиацинтова не сомкнула глаз, сидела у телефона, тряслась, пока наконец в четыре утра не раздался звонок Чиаурели: «Соня, Сталин сказал: «Я бы поцеловал руку такой женщине». От сердца отлегло, Софья Владимировна попыталась растолкать спавшего рядом мужа Ивана Берсенева: «Иван, слышишь, Сталину все понравилось». Муж повернулся на другой бок и захрапел, а Гиацинтова откупорила шампанское, разлила его в два фужера, чокалась и повторяла: «За здоровье товарища Сталина!» Представляете, народная артистка рассказала мальчишке-актеру такую историю!
Мы с ней часто участвовали вместе в концертах. Она прекрасно играла в спектакле Эфроса «Снимается кино». Там Гиацинтова произносила монолог пожилой актрисы, которая хочет еще послужить профессии. Текст был примерно такой: Сара Бернар играла на сцене Жанну д’Арк. На премьеру пришел весь Париж. Уже совсем немолодая актриса должна была на вопрос, сколько тебе лет, Жанна, ответить: «Мне восемнадцать». Недоброжелатели ждали провала, язвительного смеха, осуждения. Но когда Сара Бернар своим гортанным голосом выкрикнула: «Мне восемнадцать лет!» — зал взорвался аплодисментами. Гиацинтова произносила этот монолог под стать самой Саре Бернар. Зал так же взрывался аплодисментами от восторга. По большому счету, актерам должно быть всегда восемнадцать лет.
