— И он наполнит эту роль собой.
— Совершенно верно — наполнит роль собой: что-то я придумаю ему, что-то он придумает мне, глядишь, и проскочили. И точно на таких же основаниях я позвал Лику. Я подумал: если я могу с ней жить, то и Гоцман пускай поживет.
— Вот это, я понимаю, аргумент! Скажите, что отличает действительно выдающихся артистов от других? Вы же работали с Ефремовым, Ульяновым, Тихоновым, Машковым, Ткачуком, Маковецким, Яценко. Может быть, кого-то еще добавите среди выдающихся...
— Я не буду добавлять никого, хотя выдающихся, с которыми работал, гораздо больше. Во-первых, эти актеры нуждаются в режиссере. Потому что, когда они берут новую роль, перед ними 152 или 258 дорог, по которым они могли бы пойти. При таком выборе им порой трудно самостоятельно выбрать правильный путь, и вот тут нужен я. Они во мне нуждаются, и я с большой радостью им помогаю. А у артиста попроще три дороги, и я ему не очень нужен, он и сам как-нибудь разберется.
Я очень хорошо понимаю, как Володя Машков нуждается в режиссере. Ему необходим режиссер, как и другим большим артистам. Потому что у каждого из них есть свое представление о себе, которое часто не совпадает с тем, что называется хорошей или правильной актерской игрой. Хорошего актера очень легко сбить. И ничего не помогает, в том числе и опыт. Я же знаю, видел: они боятся новой роли, потому что слишком велика палитра. Они действительно растеряны и не знают, как за эту роль браться, с какой стороны к ней подойти. И вот тут должен быть режиссер в роли психотерапевта, который сам ничего не знает, но уверенно говорит: «Сейчас мы в два счета с тобой это все сделаем! Вот, давай начнем». И мы начинаем.
— У вас к каждому разный подход или есть какие-то фишки, которые вы довольно часто используете для всех?
— Никаких особых фишек у меня нет. Но я их действительно люблю. По крайней мере, в тот момент, когда с ними работаю. Я не имитирую чувства. Я очень заинтересован в том, чтобы у нас получилось. И поскольку они пришли ко мне тоже по любви, мы вот так, в любви, начинаем как-то строить нашу совместную жизнь. Это как семья. На этом пути бывают свои повороты, но поскольку мы любим друг друга и то, чем занимаемся, мы действительно строим семью. По-другому и не назовешь.
— Скажите, как вы с Маковецким «строили семью», в последнем фильме, в «Праведнике»? И как в «Ненастье», где он относительно недавно снимался? И там и там у него небольшие роли. В «Ненастье» он совершенно дурацкий и невероятно трогательный физрук, и никого другого в этой роли не видишь...
— Я не очень понимал, как делать эту роль. В романе у Иванова он написан иначе, и нам его нужно было придумывать. А для этого необходим гуттаперчевый артист, поэтому я позвал Маковецкого, и стали мы с ним соображать, что нам делать. Я предложил песни ему какие-то, предложил какую-то дурку внешнюю — спившийся чемпион. Песни он учил заранее, но очень много импровизировал. Многое шло от того, что мы с ним работаем на ощущении.
Приглашая на «Праведника», я сказал:
— Сережа, ты играл у меня еврея? Играл. Ты играл у меня хромого? Играл. Ты играл у меня немытого, нечесаного? Играл. А вот теперь сыграй три в одном.
И он сказал:
— Конечно, конечно.
