— Почему после Щукинского училища вы попали в Ленинград в Театр миниатюр к Аркадию Райкину? Вы же были перспективным студентом, и вас планировали взять в Вахтанговский театр.
— Театр Райкина — это просто палка-выручалка... Моим художественным руководителем в институте был Евгений Рубенович Симонов, главный режиссер Театра Вахтангова. И из нашего курса он предполагал делать студию при театре. А поскольку я играл Чацкого в поставленном им дипломном спектакле «Горе от ума» и он был доволен мной, я не сомневался, что в Вахтанговский точно попаду. Но со студией не получилось, и в театр взяли несколько человек, а меня – нет.
— Почему?
— Не те данные. Когда приходит высокий и красивый юноша, всем ясно, что он будет играть. Мой удел — характерные роли, до которых нужно было еще дорасти, то есть состариться, а пожилых артистов в Театре Вахтангова пруд пруди. Поэтому они правильно сделали, что меня не взяли. С ужасом думаю, что было бы, если б меня взяли в Вахтанговский театр. А так жизнь правильно распорядилась, что я в итоге попал к Райкину. Туда меня устроила дочь Аркадия Исааковича — Катя Райкина. Она, как-то встретив меня, безработного, на улице, стала очень за меня переживать и тут же порекомендовала своему папе.
— То есть чистый блат? Блат — это благо.
— Блат — это благо, безусловно. Но если бы я был плохим, нерадивым, пьющим и так далее, ее папа меня бы легко и непринужденно выгнал. А она мне дала шанс.
— Блат — это шанс.
— Да, блат — это шанс. В искусстве – абсолютно точно. Можно ли устроить ребенка в театр? Можно. Но дальше ребенок будет сам выходить на сцену. И либо он умеет, либо не умеет. А если не умеет, ничего ему дальше не светит. То же самое в кино. Ты можешь устроить знакомого ребенка в кино, но играть-то будет он, и всем будет видно, умеет он это делать или нет. Поэтому все досужие вымыслы, что все по блату, — абсолютная ерунда...
Первое время я работал у Аркадия Исааковича Райкина очень радостно. Особенно меня грело то, что через год, когда мы переедем в Москву, я оттуда уйду и найду другую работу. Но опять же, это не значит, что я халтурил или работал плохо, спустя рукава, я прекрасно работал, очень отдаваясь делу. Потом в труппу пришел Костя Райкин, Константин Аркадьевич, и началась молодежная история, построение нового театра, и я в нее радостно включился, стал активистом и задержался там.
— В каких спектаклях вы играли?
— «Лица», где люди на дискотеке произносят какие-то монологи. «Что наша жизнь?» по Аркадию Арканову, где у меня была большая роль. «Геркулес и Авгиевы конюшни» по Дюрренматту, где я играл Полибия, секретаря Геркулеса. А потом театр (вскоре поменявший название на «Сатирикон». — Прим. ред.) стал репертуарным, потому что туда пришли замечательные режиссеры, весь цвет: Виктюк, Фоменко, Стуруа, Фокин. Но к этому времени у меня уже были другие планы. Дважды я неудачно поступал во ВГИК. А на третий год повезло — поступил на Высшие курсы сценаристов и режиссеров. Конечно, когда я делал попытки поступать на режиссуру, театр меня уже интересовал не сильно. В работе там я не видел никакого смысла.
— Но на самом деле именно в «Сатириконе» вы встретили свою вторую жену — Лику Нифонтову.
— Да, я там встретил жену. Чужую. Может быть, я для этого и пошел в артисты, чтобы ее встретить. Потому что, конечно, она в огромной степени была стимулом всего того, что в моей жизни происходило и происходит до сих пор. А тогда Лика не то что заставляла меня идти в режиссуру, но она искренне болела за меня.
