Быт шел параллельной жизнью, в которую Володя не погружался. Он был весь в творчестве. Иногда ночью я просыпалась, а он рисует. У него очень много графики, много картин, что-то он писал пером, часто под лупой, потому что это было какое-то тончайшее кружево. Он очень талантливый человек, которого я продолжаю открывать даже сейчас, после его смерти. Постигаю картины, которые он писал. Они рождались у меня на глазах, но я их воспринимала совершенно по-другому. У Володи был не только первый план, но второй, третий, четвертый, дальше, дальше, дальше. И когда ты бежишь по жизни без остановки, ты не можешь это воспринять до конца. А вот сейчас, когда я осталась в этом вакууме один на один с его картинами, с его фильмами, с его сценариями, бумагами, начала в них погружаться, растворяться и еще больше приближаться к человеку, больше понимать и намного больше любить. Возникает фантастическое чувство, которое словами, наверное, невозможно и не нужно передать. Потому что все это много сильнее и страшнее слов.
Я теперь точно знаю: любовь не перестает. Очень точное определение. Я учусь жить сама и все, что было до его ухода, начинаю воспринимать совершенно под другим углом. Я вспоминаю сейчас то, о чем много десятилетий не думала и не вспоминала. Картинки вспыхивают искорками, как стеклышки в калейдоскопе. Почти год после его ухода я не могла смотреть фотографии, а сейчас научилась их смотреть, и за каждой из них встает целый пласт жизни. Только сейчас я поняла, разбирая фото из фильмов, что ни один кадр не был снят без того, чтобы Володя не подошел к камере и не посмотрел. Только тогда звучала команда «Мотор!», и так всю жизнь. У него ни разу не было случайного кадра.
— Я слышала, что на площадке он был тираном, не таким, как в жизни.
— Нет, нет, нет, никогда. Вообще это были уникальные режиссеры — Алов и Наумов. Они были очень жестки и требовательны к декорациям, к костюмам, к освещению. Но что касается актеров, они были другими. Они считали, как и Федерико Феллини, что должна быть радость творчества. «Ну что вы, все русские, говорите «муки творчества»? Да у вас радость творчества!» — говорил Федерико Алову и Наумову. А у них и была именно радость творчества. На площадке каждый фантазировал, хохотал, рассказывал анекдоты, был актерский дубль обязательно. И все шло без насилия, как бы между прочим, и все делали то, что было нужно. Никогда не обижали актеров, потому актер как ребенок. Покричи на артиста, он впадет в ступор и ничего не сделает.
Володя всю жизнь был переполнен идеями, фантазиями — писал, рисовал, ехал, выбирал, дружил, любил. Обожал Феллини — дружил с ним. Обожал Тонино Гуэрру — писал с ним и Марчелло Мастроянни сценарий. Я сидела в уголочке и наблюдала, как Наумов, Марчелло и Тонино сочиняли. И рабочие вопросы перемешивались с личными рассказами. Они говорили наперебой, Марчелло — о своих браках, женах. Все хохотали, анекдоты рассказывали. Они могли болтать, болтать, потом вдруг решить: «Все, пишем заново!» И сочинить другой сюжет. Как же это было гениально! Так продолжалось несколько дней. Сценарий они написали фантастический, называется «Восковой гений». И они все были какие-то удивительные. Забавные истории сыпались как из рога изобилия.
