На кондитерской фабрике я проработала года полтора. Потом меня устроили секретаршей к министру здравоохранения. Его фамилия была Гольдберг, а замминистра — Побус. У Побуса была пожилая строгая секретарша, которая меня учила, как себя вести. В мои обязанности входило и чтение писем с жалобами. Я о них потом министру докладывала. Она меня учила, какие жалобы ему нужно показывать, какие нет, кого пропускать, а кого — ни в коем случае. До сих пор помню, как приехала пара, муж и жена, но какие-то странные, у нее уродливое лицо. Тихие, вежливые, стали просить пройти к министру, а посоветоваться не с кем, вторая секретарша как раз вышла. Мне их жалко стало, я пропустила. Это были прокаженные из эстонского лепрозория. Они приехали с жалобами. Потом меня отчитали: «Как могла пропустить?!» Много писем писали сумасшедшие: кого-то мучили инопланетяне, кого-то потусторонние силы. Сумасшедших много во все времена, сейчас вряд ли что-то изменилось. Я продержалась не очень долго. Сломалась на отправке писем. На конверты должна была клеить марки, потом отчитываться за них. И к концу месяца у меня всегда марок не хватало, и я платила за них свои деньги. Получала сорок рублей, и из них рублей пятнадцать уходило как недостача за марки. Стала искать подработку. Где-то в газете увидела объявление, что открывается Дом моделей и приглашаются девушки для работы манекенщицами. Пришла. Там измерили мои параметры, у меня были тонкая талия, узкие бедра и маленькая грудь — идеальная фигура для демонстрации подростковой одежды. Я была счастлива. Еще больше, когда мне доверили демонстрировать и вечерние туалеты. На языке, который теперь называют подиумом, я превращалась из Золушки в принцессу, потому что таких красивых туалетов у меня в жизни не было. Мне красили ресницы, губы — просто сказка! Я так радовалась во время показов, что не могла сдержать эмоций и все время улыбалась. Меня так и звали — Улыбающаяся манекенщица...
Когда министр узнал, что я по совместительству работаю в Доме моделей, мне сделали выговор и уволили: секретарь государственного чиновника не имеет права заниматься таким сомнительным делом. Манекенщиц в то время считали чуть ли не женщинами легкого поведения. Меня в этот момент очень поддержала реакция мамы. Вернее, отсутствие негативной реакции. За это я невероятно ей благодарна! Она вообще меня никогда не осуждала. Что бы ни делала, считала, что я поступаю правильно, поддерживала мой выбор, чего бы он ни касался: одежды, работы, каких-то судьбоносных решений. Мама не комментировала мои романы, не критиковала мужчин. Не сбивала меня с моей дороги, по которой я хотела идти. И это важно. Ведь если бы я не стала манекенщицей, то, наверное, не попала бы в кино, не поступила во ВГИК.
