Первые мои воспоминания — это Сибирь, Ленинск-Кузнецкий. Поезд с женщинами и детьми шел из блокадного Ленинграда очень долго. Мы уезжали с мамой уже в самом конце, после прорыва блокады. Поезд был бесконечно длинным, ехал медленно. Останавливался чуть ли не на каждой станции. Люди высыпали толпой из вагонов, кого-то разбирали по домам местные жители. А нас с мамой не брали. Я уже потом поняла почему. Выглядели мы слабыми. В первую очередь приглашали на постой тех, кто покрепче и мог как-то помочь в хозяйстве. В Ленинске-Кузнецком вышли человек двадцать. Мы с мамой остались последними из-за жалкого вида. Потом приютившая нас тетя Наташа рассказывала, что хотела уже уйти, но посмотрела — стоит женщина с маленькой худенькой девочкой, у которой глаза полны слез, и она не смогла пройти мимо этих глаз. Поселила в погребе для хранения картошки и капусты, куда для нас перенесли буржуйку. Зима в Сибири была какой-то невообразимой, такой в Ленинграде не случалось. Сугробы огромные. И мы с детьми с крыш прыгали в эти сугробы. Мне отдали взрослую тужурку, я очень радовалась, что рукава длинные и варежек не надо. Я не только без варежек, но и без трусов с рейтузами какое-то время обходилась — тужурка грела и все закрывала. Правда при прыжке в сугроб везде забивался снег. Очень ярко помню эти ощущения. И то, что рядом во время всех прогулок крутились пушистая коричневая лайка Букет и точно такой же пушистый и коричневый кот. Еще в памяти отпечатался момент, когда мне на Новый год дарят котлету — невероятный подарок для девочки из блокадного Ленинграда. Детский сад был приглашен на праздник на мясокомбинат, там стояла елочка, каждый ребенок выступал с каким-то номером. Я читала стихотворение «Исповедь танкиста» и так впечатлила заведующую, что она взяла меня на руки, принесла в другую комнату, где на плите стояла закрытая крышкой сковородка с котлетами. Наколола одну котлетину на вилку и дала. Это было мое первое выступление в жизни и первый гонорар. Мне понравилось...
Когда мы смогли вернуться в Ленинград, оказались на улице — в самом прямом смысле этого слова. В нашей квартире жили другие люди, которые даже на порог не пустили. В Ленинграде места для нас не нашлось, и мы уехали в Таллин к Карлу Густаву Трейеру, родному брату маминого отца. Он служил генеральным прокурором города и жил в просторной квартире на улице Каупмехе, что переводится как Купеческая.
