
Часто, возвращаясь домой из библиотеки поздно вечером, находила Вовку спящим в раскладном кресле. Мама объясняла: «Пришел, сказал, что подождет тебя. Поел, попросил, чтоб я его постригла. Ну, подровняла немного сзади. Попили чаю, он говорит: «Можно у вас переночую?» Вот, постелила в проходной комнате».
Однажды после очередной Володиной ночевки мама спросила:
— Аза, ну у вас же с ним не роман?
— А если и так — что с того? — огрызнулась я, потому что накануне узнала об очередной пассии Фадеева.
— Но он же такой страшненький! — ужаснулась мама. — Другое дело Саша — красавец, глаз не отвести!
Впервые песни в исполнении Володи услышала на междусобойчике дома у нашего преподавателя русской и советской литературы Синявского. Да-да, того самого знаменитого диссидента. Внешне Андрей Донатович был страшненьким: косоглазый, с кривыми коричневыми зубами, но так увлекательно рассказывал о Маяковском, Блоке, Пастернаке, что все студенты были в него влюблены. Приглашая нас к себе, обязательно накрывал стол — знал, что мы вечно голодные. Потом все по кругу читали любимые стихи, пели под гитару песни. Володя тогда исполнял не только свои, мне почему-то особенно запомнились «блатные» — про этапы в Сибирь, тюрьмы и побеги.
В начале третьего курса стоим вдвоем у «Военторга» на улице Калинина под ледяным ветром, болтаем о чем-то несущественном, и вдруг Высоцкий говорит:
— Выходи за меня замуж.
Я аж поперхнулась:
— Вовк, ты с ума сошел?
— Что, будешь своего идиота дожидаться?
Иначе как «идиотом» он Фадеева не называл.
— Буду.
— Ну и ладно! — Володя рубанул воздух рукой. — Но сфотографироваться со мной ты же не откажешься?
— Почему бы и нет?
Зашли к какому-то старику, жившему в одном из арбатских переулков, тот достал треногу, установил на нее древний аппарат с пластинами и сделал полтора десятка кадров. Через несколько дней Володя вручил мне пачку художественных фотографий. Я, будучи девушкой безалаберной, большую часть растеряла, а у Высоцкого они все сохранились. Когда Володя умер и начали разбирать его архив, то не могли взять в толк, какие отношения связывали запечатленную на снимках парочку. Разобраться помог кто-то из наших однокурсников.
Любопытно, что через пару недель после фотосессии я узнала: Высоцкий и учившаяся на курс старше Иза Жукова сошлись и живут вместе. Это ударило по моему самолюбию: только что предлагал стать его женой и уже нашел замену! Но подумав немного, простила Вовку: в самом деле, чего ему на меня время тратить, если знает, что люблю другого — и это навсегда.
Наши совместные фотографии, найденные в архиве Володи после смерти, стали иллюстрацией для многих публикаций, авторы которых кем только меня не величали: и «первой любовью Высоцкого», и «одной из главных женщин» в его жизни. Сперва пыталась опровергать — до тех пор пока в начале девяностых не встретила в Доме кино маму Володи Нину Максимовну, с которой была знакома со студенческих времен и которая всегда очень тепло ко мне относилась. «Азочка, сколько женщин приписывают себе любовь Володи, а вы одна от него отказываетесь, — без упрека, но с печалью сказала Нина Максимовна. — Почему? Я же знаю, что он вас любил...» Ответить: «Он — может быть, я — нет» — язык не повернулся.