Тем не менее после третьего класса она отправила меня на летние каникулы к родителям отца: купила билет на поезд до донбасского города Лисичанска, назвала улицу, где живут бабушка с дедушкой, и добавила: «Конверт с точным адресом затерялся, номер дома не помню, но там спросишь, где живут Лихитченко».
Бабушка Ксения Егоровна Кручинина моему приезду очень обрадовалась, а дед ворчал: «И чего она ее прислала?» Принял и полюбил после того, как я отбила краденый товар. У дедушки неподалеку от дома был маленький магазинчик с товарами первой необходимости. Однажды дед отошел по делам, а меня попросил покараулить. И тут в лавку забежал мальчишка — крепыш, на голову выше меня, схватил с прилавка упаковку фитилей для керосиновой лампы и дал деру. Я его догнала, накостыляла по шее, отобрала товар. Дед погоню видел, оценил мое мужество и зауважал.
От родителей отца я узнала, что двое их сыновей — Володя и Коля Лихитченко — во время войны пропали без вести. Не уверена, но видимо, из этой поездки привезла домой две фотографии отца. На одной из них написано: «Владимир Лихитченко. Лисичанск. Апрель 1938 года». Снимок сделан через полгода после моего рождения.
Как будто компенсируя отсутствие отца, судьба дарила мне встречи с замечательными людьми, одним из которых был Корней Иванович Чуковский.
Сколько себя помню, всегда очень любила Пушкина. Не только как поэта, но и как человека, как мужчину, если хотите. Представляла, что находясь рядом во время дуэли на Черной речке, закрываю его от пули Дантеса собой и Александр Сергеевич остается жив. Часами гуляла по нашему парку и читала вслух «На холмах Грузии...», «Я вас любил...», «Редеет облаков летучая гряда...». В первый раз, когда в голове неожиданно сложилась собственная строфа, испугалась: «Разве имею право сочинять стихи, когда существуют творения Пушкина?!» Потом примирилась с невиданной «наглостью». В пятом классе по итогам школьного конкурса, в котором принимали участие литературно одаренные дети, меня отобрали для занятий с педагогом ГИТИСа Беллой Абрамовной Островской. Побывала там всего несколько раз — у мамы не хватало денег, чтобы оплатить мой проезд от дома до театрального института. Во время занятий Белла Абрамовна меня подкармливала то пирожком, то булкой, а однажды протянула большой кусок белого хлеба, политый чем-то желтым. Откусив кусочек, я замерла от удовольствия, а потом восторженно воскликнула:
— Какое вкусное русское масло!
— Деточка, это не масло, а мед, — невесело рассмеялась Островская. — Неужели прежде никогда не пробовала?
Однажды, возвращаясь с занятий домой, бреду по улице Горького в сторону метро «Охотный Ряд» и замираю у витрины магазина, где выставлена чудесная винная бочка. Краник открыт, и из него, не переставая, льется куда-то вниз темно-рубиновая жидкость. Пытаюсь, вывернув шею, заглянуть, куда ж девается вино, и тут мне на плечо ложится чья-то рука. Обернувшись, вижу высокого седого старика со смеющимися глазами:
— Что тебя тут так заинтересовало? Как тебя зовут?
— Я Аза. А вы?
— Позволь представиться: Корней Иванович Чуковский.
