Олег Ефремов сразу же принял папу в театр.
Папе было уже за сорок, когда я появился на свет. Андреем меня назвали в честь папиного деда. Двухкомнатную квартиру у метро «Аэропорт» папе дали в 1970 году, после моего рождения. Жили родители вместе недолго. Моя мама умерла, когда мне было четыре года. Я ее, к сожалению, совсем не помню, слишком был мал. Знаю только, что ее звали Ниной Николаевной, она не была актрисой, работала инженером. По рассказам близких, моя родная мама была потрясающей женщиной добрейшей души, веселой, с необыкновенно солнечной улыбкой.
Умерла она по глупой случайности: после перенесенного на ногах гриппа попала с пневмонией в больницу и ушла через две недели. Помню, что в этот день меня отвезли к бабушке. Я играл на ковре с машинками, вдруг она обняла меня, прижала к себе и сказала: «Андрюша... Твоя мама умерла...» Если честно, я даже не понял тогда, что произошло, слишком был мал.
От меня не стали ничего скрывать. А чего тянуть? Щербаковы же из деревни, а там никогда с этим не церемонились. Смертность-то высокая. Все было проще.
В доме повисла тишина. Взрослые о чем-то шептались на кухне, на стенах квартиры папа развесил портреты мамы. На похороны меня, естественно, не взяли в силу возраста.
Папа остался вдовцом с маленьким сыном на руках. Для него это было настоящей трагедией. Я это понял, когда вырос. Папа повторил судьбу своего Славы Уфимцева из «Добровольцев»: тот в фильме потерял свою большую любовь, а в жизни папа потерял Нину.
Этого удара он так и не пережил, мне кажется. Думаю, это была одна из зарубок на его сердце.
Он остался в абсолютной растерянности. Мужчины, а тем более актеры, не созданы для домашних ежедневных хлопот: у них репетиции, съемки, спектакли до позднего вечера. Отец разрывался на части, надо было мною заниматься. Ему приходилось очень тяжело. Он готовил мне еду, отводил в садик, бежал на репетицию.
Отцу часто приходилось брать меня с собой в театр. Я возился с любимыми машинками то в комнатке костюмеров, то в папиной гримерной. Пока он играл на сцене, под присмотром тетеньки-билетерши я сидел в темном зрительном зале. Однажды в «Современнике» давали какой-то спектакль. У папы была драматическая сцена: он лежал в кровати весь перебинтованный и кричал «Умираю!» Я был так напуган, что заорал что есть мочи: «Папа, не умирай!»
