Отец Иов, которого сыграл Дмитрий Дюжев, совсем не похож ни на Анатолия, ни на Филарета. Мы оставили зрителю самому додумать, после какой трагедии высокий статный красавец решил уйти от мира и поселился в монастыре. Этот образ тоже сложился во время проб, и главное в нем, что Иов хочет верить, но у него не получается. Он заполняет пустоту административными хлопотами, без устали радеет о монастыре, о соблюдении порядка. Вот все делает правильно, а Бога не чувствует! И никак не может понять, почему этот идиот делает все наоборот, а Божья сила-то с ним? Иов открывает в себе возможность приблизиться к Господу в самом конце — после смерти отца Анатолия. Будто в него переходит вера упокоившегося брата.
Дима не раз говорил, что благодарен судьбе за эту роль, которая помогла ему выкарабкаться из глубокого отчаяния, в котором оказался после череды трагедий в семье. До сих пор слышу от разных людей, что «Остров» стал для них утешением в самые тяжелые минуты, укрепил в вере, помог начать жизнь с чистого листа. Это, собственно, и было нашей целью — сделать фильм для тех, кому больно.
— Сразу после выхода фильма вы сказали, что «Остров» научил вас огромному смирению. Оно по сей день с вами?
— Смирение осталось, о чем иногда сожалею, вспоминая себя такого уверенного, отчаянного, веселого, еще ничего не понимающего, ничего не знающего, ничего не боящегося, каким был во времена «Такси-блюза» и «Луна-парка». Того Пашу Лунгина я люблю и скучаю по нему...
— А по детству и юности скучаете? Благодаря вашим родителям и людям, которые бывали в доме Лунгиных-старших, они наверняка были полны интересных событий...
— С родителями мне повезло во всех смыслах, хотя сам я долгое время считался не очень удачным ребенком. Одни из самых ярких детских и подростковых воспоминаний — как отец с Нусиновым сочиняют сначала пьесы, потом киносценарии. Илья, сгорбившись, печатает на машинке, а отец фланирует по комнате, в которой мы сейчас с вами сидим, или лежит на диване. В ту пору комнату делила надвое занавеска: часть, что ближе к окну, служила соавторам рабочим кабинетом, откуда постоянно раздавались взрывы хохота. Нянька Матрена, появившаяся в нашем доме еще до моего рождения, ворчала: «Как же, работают оне! Разве ж так работают?» А я, сидя по другую сторону занавески, был молчаливым свидетелем рождения сценариев для кинокартин, которые и сейчас, спустя полвека, постоянно показывают по телевидению. Безусловный лидер в этом рейтинге — «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен», сценарий для которого писался отчасти и под впечатлением от моих школьных перипетий — меня постоянно отовсюду выгоняли. За что — до сих пор не понимаю. Я не был хулиганом, не бил стекол, не срывал уроков, а просто из-за природного свободолюбия не хотел подчиняться нелепым, дурацким правилам.
