— Вы же с ним познакомились сразу после премьеры спектакля «Федра. Золотой колос» в Театре Наций? Это было двенадцать лет назад, и Сокуров говорил, что именно тогда увидел рождение Марии Мироновой как большой актрисы.
— Да. Это такой был знаковый момент, он ко мне пришел за кулисы после спектакля и говорил такие вещи, которые не написал ни один критик. И после «Садового кольца» он много точных вещей о моей роли сказал.
— Сокуров написал, что вы заставили работать свой собственный личный опыт.
— Для меня это самый важный комплимент. Потому что в профессии мне интересно только это. И мне кажется, в «Садовом кольце» все, кто делал фильм, работали так же. Мы все стали единомышленниками.
— А как Смирнов с таким количеством звезд справился?
— Замечательно. Он психологически выбил, разрушил дистанцию еще на пробах.
— О вас в самом начале он говорил примерно так: «Маша — интроверт, я ее боюсь».
— Да? Не знала. А вот Толя Белый меня действительно боялся. А потом на моем дне рождения сказал: «А зря я боялся. Машка, ты настоящий чувак!» Таких комплиментов я в жизни еще не получала.
— Действительно оригинальный комплимент... А вот Смирнов, мне кажется, с этим своим страхом какое-то время жил. А потом вас узнал, понял и полюбил.
— А я его страха не ощутила. На первой встрече подумала: «Хороший парень, но наглый! Надо будет вначале с ним побороться». Я и потом ему замечания делала: «Что ты творишь? Тебе сколько лет?!»
— А что вас так удивляло в его поведении?
— Ну, как сказать... В моей юности я была очень настроена на рост. Как прилежный ученик, хотела учиться, наблюдала за старшими людьми и их знания старалась впитывать. Я не могла прийти к ним и сказать: «Значит так, я вам сейчас расскажу, как надо!» А у Леши на пробах эта интонация очень сильно звучала. Но с другой стороны, наверное, это правильно. Режиссер должен держать всю историю. Потому что если он ее не будет держать, артистов далеко понесет. (Смеется.) Так что Лешина пристройка оказалась сначала шокирующей, но абсолютно правильной. Он молодец.
