В Лозанну перебрался я давно, когда туда вместе со своей труппой и школой-студией перебазировался Морис Бежар. С его компанией работаю уже тридцать лет. Люба когда-то была доцентом Новосибирского государственного университета, но после развала Союза вынужденно уехала за границу, как и многие ученые. В Швейцарии сначала занималась наукой в Лозаннском политехническом институте, а потом стала и преподавать. В результате дослужилась до профессорского звания. Отработала двадцать пять лет и в прошлом году ушла на заслуженный отдых.
У Любы двое сыновей от первого брака. Один в Швейцарии, другой в Новосибирске. Моя единственная дочь Александра живет в Париже. С ее мамой, Марией Зониной, мы познакомились в Москве, когда она работала с труппой Бежара и переводила его книгу. Увлеклись друг другом, но о браке речи никогда не заводили. Когда Маша родила дочку, я сразу ее признал. Вскоре она уехала с девочкой в Париж, потому что всегда мечтала жить во Франции. Дала дочери свою фамилию. И правильно сделала. Фамилия Плисецкая слишком обязывает. Александра окончила Сорбонну. Хочет стать театральным продюсером. Мы с ней поддерживаем отношения...
В последний раз я с сестрой виделся в Грузии осенью 2014 года. Диана Вишнёва устраивала балетный фестиваль, и я приезжал на него с бежаровскими мальчишками, танцевавшими с ней «Болеро». Они уехали раньше, а мы с Майей остались еще на несколько дней и вместе посетили прием, устроенный католикосом Илией.
В какой-то момент грузинские артисты стали танцевать лезгинку. Один подошел к Майе, и она вскочила и пошла с ним по залу. Все были в восторге! Так хлопали! Даже католикос взбодрился. До этого дремал в своем кресле, а тут ожил, глаза загорелись. Так она была хороша! Никто в этот момент не мог бы дать Плисецкой восемьдесят девять лет.
Кончина Майи для меня была абсолютно неожиданной. Печальную новость узнал по телефону от знакомого, услышавшего об этом по радио, и долго не мог поверить, что сестры больше нет. Она же была такой бодрой! Могла часами гулять с нами по горным тропинкам, неслась впереди всех и не уставала. Я еще думал: «Какая Майя молодец! Такая тренированная! Наверное, у нее здоровое сердце!» А оно как раз и подвело.
Потом оказалось, что Плисецкая перенесла на ногах обширный инфаркт. Мы восстановили картину уже задним числом. Родион рассказал, как за несколько дней до смерти Майи они поднимались по лестнице в паркинге. Надо было пройти всего ничего, но Майя вдруг без сил присела на ступеньку: «Что-то я неважно себя чувствую». Наверное, если бы они тогда забили тревогу, обратились к врачу, все могло бы сложиться иначе. В такой ситуации время имеет очень большое значение.
Плисецкая и Щедрин заранее составили совместное завещание, в котором объявили свою последнюю волю: тела кремировать, а прах соединить после смерти второго из супругов и развеять над Россией. Наверное, поклонники великой балерины были разочарованы, когда узнали, что не смогут с ней попрощаться.
Кремация состоялась в маленьком городке Киссинг в шестидесяти километрах от Мюнхена. Там живут друзья Щедрина, помогавшие ему с организацией траурной церемонии. Она была камерной и короткой. В общей сложности присутствовало человек пятнадцать. Россию представлял только Владимир Урин. Мы с Любой, проводив Майю в последний путь, сразу уехали в Лозанну.
На другой день звонит Родион: «Азарий, ты знаешь, над Киссингом вчера прошел ураган, срывал крыши с домов, валил деревья. Здесь никогда не случалось ничего подобного!» И я подумал, что это мятущаяся душа моей сестры унеслась в небеса...
