Кстати, мы с ним, наверное, все питерские подъезды обошли. Тогда домофонов на дверях не было. Сидели, тесно прижавшись, на широком подоконнике. Если вдруг наверху громыхала чья-то дверь, быстро отодвигались друг от друга и отворачивались к окну. Смешные такие! Ну ладно мне восемнадцать лет. А тут заслуженный артист...
Однажды заскочили на ходу в полупустой трамвай. Стоим на задней площадке и целуемся. Вдруг над ухом раздается строгий голос:
— Молодой человек, оплачивайте проезд! — Караченцов полез в карман и достал крупную купюру. — У меня нет сдачи, — сказала кондукторша.
— Тогда будем кататься по кольцу, пока не истратим, — засмеялся Коля.
Трамвай, дребезжа на рельсах, сделал круг, потом другой. А мы все целовались и целовались...
А потом гастроли закончились, театр уехал. И понеслись звонки. Мобильных телефонов не было, звонили на домашний. Первое, что слышала, когда брала трубку, это «Родная моя, красивая, любимая». Если меня не было дома, он обязательно наговаривал ласковые слова на автоответчик, когда у меня появился свой телефон. До сих пор храню кассету с его голосом...
Звонила ему в Москву и я. Вот что значит молодость! Без всякого стеснения набирала домашний номер, и если отвечал женский голос, говорила: «Здравствуйте, позовите, пожалуйста, Николая Петровича».
Может, это и была жена. Она тут же звала его к телефону. Однажды все-таки спросила:
— А кто это?
Я ответила:
— Лена Дмитриева.
Наверное, он выходил куда-то с трубкой, потому что говорил не стесняясь.
— Коль, ты когда приедешь?
— Скоро, родная моя, красивая, любимая...
Таким образом он настраивал меня на то, что у нас серьезные отношения. Я жила иллюзией, что мы непременно будем вместе, это вопрос времени. А когда оно наступит, зависело только от него. Коля говорил, что должен подрасти сын, что не может пока оставить семью...
Пришла осень. Начался сезон в Кировском театре. Караченцов постоянно бывал в Ленинграде, его вызывали на «Ленфильм»: то на пробы, то на съемки.
Когда Коля приезжал, он тут же набирал мой номер: «Пошли в наш сад». Там мы гуляли в любую погоду. Михайловский сад был густой, заросший, со множеством разных скамеечек.
