Роль домохозяйки мне не очень подходила. Все, что полагается, я делала, но не любила. Учила английский язык на вечернем в инязе, занималась переводами, преподавала в модельном агентстве актерское мастерство. Когда муж работал во ВГИКе, попросил меня помочь в его мастерской. С удовольствием этим занималась. Вытягивала студентов, которые уже на отчисление шли.
Мой педагог из Рижского училища звала меня в «Щепку» поработать со студентами, предлагали работу на телевидении. Но я отказывалась, говоря одно — «Я замужем». Чувствовала, что он не хочет этого: придет с работы, а жена где? Я всегда угадывала его мысли. Мне кажется, он опасался еще одной вещи — а вдруг рвану, сделаю карьеру и начну с ним как-то иначе себя вести? Армен не понимал одного: он — это я. И больше мне ничего не надо было. Не то чтобы он меня заставил, я — добровольная жертва. Жила жизнью мужа, настолько она была интересной. Вместе учили роли, я ему подавала реплики, подсказывала музыку для спектаклей, читала книги и ему потом пересказывала их содержание. Он читал в основном Шопенгауэра и Фрейда. Подшучивала над ним: «Боже мой, ты с ума сойдешь с этими философами!»
У меня ни разу не было момента, когда бы подумала: «Может, нам разойтись?» Бывало, я ошибалась, казалось, он меня не так понял. Но чтобы уйти? У него была коронная фраза: «Ты не уставай меня любить!» Я и не уставала. Правда, порой было обидно, когда много раз он повторял: «Женщина и мужчина — вечный антагонизм!» Откуда это у него? Мы как прилепились друг к дружке, так всегда и жили не разлучаясь. Никакого антагонизма я не чувствовала. Теперь, оказывается, он был! Почему он тогда со мной жил?
В телепередаче на вопрос, как ему с женой живется, Армен ответил, улыбаясь: «Удобно!» (Он и про Виталину Цымбалюк повторил это слово в слово: «Мне с ней удобно».) Я даже расстроилась, увидев это по телевизору, но промолчала. Я всю жизнь молчала. А вдруг я его обижу? Он разъярится, будет скандал. Ну зачем из мухи делать слона? Все копилось, копилось...
В тот вечер он пришел после спектакля, мы поели, погуляли и пошли спать. Все нормально. Это как поцарапать палец, потом облизать: ничего, мол, пройдет. А в ранку заноза уже попала, началось нагноение. Ноет и ноет. Один шрам на сердце, другой. И не потому что я злопамятная, это просто рана не дает забыть...
Когда в нашем доме появилась его мама, что-то поменялось. Армен о своей маме говорит только в превосходной степени: «Она великая!» Кстати сказать, мы с ней прекрасно жили, никаких скандалов не было. С Еленой Васильевной у нас были нормальные отношения. Оказывается, как узнаю сейчас, она ему однажды сказала, что в Москву больше не приедет. Армен якобы спросил, что случилось, мать не ответила. Он намекает на то, что ей было плохо со мной. А я думаю, ей было плохо в Москве, свекровь никого здесь не знала, ей скучно жилось без подруг и знакомых. В Ереване же — была звездой, уважаемой персоной, все спрашивали почтительно: «Как там, Елена Васильевна, ваш сын?»
