Но внутренние уклады Лазаревых и Немоляевых отличались. Мне казалось, у новых родственников каждому предоставлено больше свободы. Они относились друг к другу куда легче и проще, чем в нашей семье, на уровне «привет — привет». Отец называл это «меньшим участием». Простой пример, отсылающий ко времени, когда уже родился Шурка, мой племянник. Внука надо укачивать. Если мой отец подходил к вопросу со всей серьезностью, то Владимир Викторович затевал игру «кто скорее заснет» и... всегда засыпал первым. Он никогда не артачился, легко шел на компромисс. Папа сердился: «Я нервничаю, потому что меня это волнует. То, что вы спокойны в таком важном деле, — это ненормально!»
Оказавшись в Москве, брат попал под мощное давление. Не в том смысле, что ему, неотесанному, привили вакцину культуры. Слава богу, она у него была, все-таки, как у нас говорят, не из Тетюшей приехал. Но столица его «пообтесала». Школа-студия МХАТ научила держаться, сидеть, ходить, разговаривать. Женившись на Свете, он попал в круг людей, которые в силу происхождения и образования придерживались более свободных взглядов, чем в нашей семье, имели куда более широкий круг знакомых. Саша был довольно резким, а после встречи со Светланой стал мягче, покладистее. Все эти изменения были вынужденными, и, в конце концов, он просто стал старше. Из Питера уезжал пацан-пацаном, а в Москве вырос во взрослого человека, подающего надежды актера и отца семейства.
Наш папа совершенно не собирался брать все это в расчет. Равно как понимать, что с годами его влияние на старшего сына стало минимальным. Скажем, приезжает из Москвы Саша. Пообедали. Мать понесла грязную посуду на кухню. Отец с братом присели на диванчик... Саша к тому моменту уже нюхнул абстракционизма и других модных направлений, отец оставался верен своим привязанностям. Начиналось, например, с Шостаковича.
