Естественно, я согласилась. Вместе с гримером мы придумали героине смешную прическу — косы-«баранки». Съемки проходили в Белозерске. Когда я приехала, Лидия Николаевна была в Москве, группе Шукшин дал выходной. Так что весь день принадлежал нам — долго гуляли по городу, разговаривали. Василий Макарович расспрашивал о моей жизни, интересовался тем, что я думаю по поводу кино, политики... Посидели на лавочке у роддома. Лето выдалось теплым, из открытых окон доносилось разноголосое «уа-уа».
— Если у тебя будет сын, как его назовешь? — спросил Шукшин.
— Не думала об этом.
— Назови Егором.
Шукшин был погружен в свой фильм и роль Егора Прокудина.
Потом пошли в кино. На дневном сеансе в местном кинотеатре показывали «Овода» с Олегом Стриженовым, в зале были одни мальчишки да мы с Василием Макаровичем. Ближе к вечеру забрели на танцплощадку, понаблюдали за танцующими. Но пробыли там недолго. Утром предстояло рано вставать, съемочная смена начиналась с восьми. Шукшин предупредил: «Наташ, мы снимаем на «Кодак», экономим каждый метр пленки. Ты понимаешь, что не должна ошибиться?»
На следующий день играли эпизод, где Егор приходит на почту, а я его отчитываю. Прозвучала команда «Мотор!», начали снимать, и тут выясняется, что Шукшин неправильно произнес свой текст. Вот уж когда не на шутку разнервничалась. Видя это, Василий Макарович объявил перерыв: «Пошли на набережную».
Мерили ее шагами из конца в конец, Шукшин рассказывал о каторжанах, которых доставляли в Белозерск на баржах, — он увлекался историей, знал много интересного. Прошло часа два, вернулись на площадку и отработали без сучка без задоринки.
Мы потом не раз пересекались в мосфильмовских коридорах. Василий Макарович всегда останавливался, расспрашивал: «Как дела? У кого снимаешься?»
Он горел идеей фильма о Степане Разине. Когда завершил сценарий «Я пришел дать вам волю», позвонил: «Даю тебе рукопись на один вечер, завтра верни. Читай, готовься к работе».
Не случилось... В роковой день я была в Питере на спектакле у сестры. В антракте заглянула к ней в гримерку.
Вскоре туда вошел побелевший Аркадий Райкин: «Только что звонил из Москвы Костя. Шукшин умер... Мы доиграем второе отделение, а потом объявим об этом зрителям».
Я тогда снималась в «Рожденной революцией», бросилась отпрашиваться на похороны. Но режиссер не отпустил, по сей день не могу ему этого простить...
Прошло время, мы встретились с оператором, близким и преданным другом Шукшина Толей Заболоцким, обнялись, поплакали, вспоминая Василия Макаровича. И вдруг Толя сказал: «Наташ, а ведь он тебя любил. Ты для него была воплощением юности, другого поколения, его все интересовало: твой взгляд на жизнь, точка зрения. И Вася очень хотел с тобой работать».
Это ценно. Никогда бы не могла помыслить о большем в наших отношениях — Шукшин был для меня небожителем, гением, он принадлежал творчеству. Ну и мне кажется, я была совсем не его типажом.
Вот ведь странно: снималась у замечательных режиссеров, в прекрасных фильмах, а на любой творческой встрече чаще всего расспрашивают о «Большой перемене». Не ожидала, что картину ждет такая длинная жизнь. Утверждена я была одной из первых, а сниматься начала последней. Оператор Толя Мукасей попросил: «Наташ, давай сделаем тебя темненькой, а то у нас уже есть две блондинки — Крючкова и Богунова. К тому же вы с Богуновой обе носите распущенные волосы на прямой пробор. Вас будут путать». Перекраситься я не могла, параллельно играла балерину в фильме «Петр Рябинкин». Так что снималась в парике.
