В параллельном классе я обнаружил русского мальчика. И тут же прилип к нему. Егор уже свободно изъяснялся на английском и, сжалившись над несчастным соотечественником, взял меня под крыло. Но я все равно продолжал тосковать по родителям и однажды уговорил нового друга бежать. План был такой: добраться до города, разыскать мою кураторшу и позвонить от нее родителям — пусть срочно вылетают. Я был уверен, что они просто не знают, как нам тут плохо.
Мы ухитрились выбраться за ворота школы и пройти метров двести. А потом беглецов догнал школьный сторож на автомобиле... У нас была заметная форма: серые брюки и ярко-красные пиджаки. Ее легко можно разглядеть издалека. Пускаться в путь в такой одежде все равно что бежать из американской тюрьмы в оранжевой арестантской робе. Но разве в девять лет об этом думают?
Директор пригрозил отчислить нас из школы, если будем продолжать свои попытки убежать.
На что Егор заявил: «Уберите от меня этого зануду. Не могу больше видеть плачущего Топалова. Это он во всем виноват!»
Так я из-за глупого побега лишился единственного друга. Впрочем, наша авантюра оказалась не совсем бессмысленной. Преподаватели доложили маме о моем проступке. И в конце учебного года, забирая нас в Москву на каникулы, она сказала: «Здесь вы больше учиться не будете. Я что-нибудь придумаю».
Мы с Алинкой были счастливы: прощай, ненавистная тюрьма! Но в августе мама снова начала собирать нас в Англию. Она не хотела отказываться от идеи дать своим детям классическое британ ское образование.
И даже папа не смог ее переубедить.
— Я говорил с Владом, их учебная программа отстает от российской. Особенно по математике.
— Влад никогда не любил математику, — упорно стояла на своем мама. — Ты и сам прекрасно знаешь, он гуманитарий до мозга костей. Ему просто необходимо общее развитие.
— Он может спокойно получать его и здесь.
— В Англии детей научат верховой езде и хорошим манерам. Владу, кстати, это важнее всего, ты сам знаешь, какой у него характер.
— У него твой характер, — отвечал отец. — Настроение меняется каждые пять минут.
— Зато он добрый! — вспылила мама.
Раньше мы никогда не слышали, чтобы родители повышали друг на друга голос. Но теперь ссоры стали обычным делом. И в их разговорах постоянно всплывало женское имя — Марина.
— Она мой секретарь и помощник, — доказывал маме отец.
— Именно поэтому ты проводишь с ней времени больше, чем с семьей? — подначивала мама.
— Я люблю тебя, люблю детей. Много работаю, делаю все, чтобы вы ни в чем не нуждались!
— Я тоже могла бы работать, но ради семьи, ради тебя осталась домохозяйкой!
— Ты женщина.
— А она — кто, рабочая единица?
— Таня, прекрати!
С отцом случилось то, что часто случается с успешными, состоятельными мужчинами. Они неизбежно становятся объектом охоты. На каждом шагу их преследуют девушки, готовые на все, чтобы устроить свою судьбу. Мало кто удержится от соблазна... Отец не стал исключением. Тем более что он был предоставлен самому себе: мама, напуганная моей депрессией и бегством из первой школы, теперь подолгу жила с нами в Англии.
В Харрогейте нам с сестрой понравилось. Алинка все время отдавала учебе, а у меня случилась первая любовь.
Шарлотта училась в параллельном классе и не обращала на меня никакого внимания.
К русским в школе вообще относились как к людям второго сорта. Впрочем, не только к русским, но и ко всем неангличанам: корейцам, японцам, итальянцам. Я рассказал одному приятелю, что влюблен, и он посоветовал: «Напиши записку. Если окажется, что ты ей совсем не нравишься, хотя бы не будешь переживать попусту».
И тогда я написал Шарлотте, что люблю ее и не знаю, что с этим делать...
Вручил послание во время перемены. На уроке меня трясло. А потом прозвенел звонок и я увидел Шарлотту. Она мне улыбалась!
Мы начали переписываться. Прогуливались вместе на переменах. Как-то сидели рядом, молчали и вдруг коснулись друг друга коленками. Я залился краской и отодвинулся.
