Я не поверил своим ушам — настолько это было унизительно.
— Писать в баночку?!
— Да. Я сам буду отвозить ее в лабораторию.
Нет, позволить отцу лишить меня единственной тогда радости — чувства свободы и полета, которое давал «снежок», я не мог. По вечерам стал обзванивать знакомых ребят: просил привезти мочу. Однажды мне не удалось до утра подменить содержимое баночки, и я назло влил в нее яблочный сок. Вернувшись из лаборатории, отец подошел ко мне вплотную, посмотрел изучающе в глаза и с размаху влепил пощечину.
Я почти перестал с ним общаться. Мы сохраняли видимость нормальных отношений только благодаря Наташе Ветлицкой.
Я не знаю, когда они познакомились с отцом.
Приехал однажды с гастролей, а меня встречает Ветлицкая. Оказывается, у нее с папой роман. Наташа мне понравилась. Она была доброй и относилась ко мне ласково. Умела устраивать праздники. Мне даже показалось, что у отца на время смягчился характер. До Наташи я не помню, чтобы мы могли спокойно и дружно посидеть на веранде, как в тот вечер, когда «обмывали» покупку нового автомобиля.
Ушла она так же неожиданно, как и появилась. А наша с отцом война продолжилась.
Серега Лазарев в это не вмешивался. А когда я пришел к нему пожаловаться на отца, сказал: — Ну, ты тоже не подарок.
Думаешь, ему приятно знать, что сын — наркоман?
Я вздрогнул, как от удара:
— Да ты мне просто завидуешь! Всегда завидовал! Ты без моего отца никто, даже живешь в нашем доме!
Наутро я, конечно, повинился перед Серегой: мол, не соображал, что несу. Извинения он вроде принял, но добавил: «Ты в последнее время что-то часто «не соображаешь». Возьми себя в руки, Влад!»
Но я продолжал тусоваться и в одном из ночных клубов встретился со своей давней любовью Юлей Волковой. Я помнил ее маленькой девочкой, которая бросила меня потому, что бешеный успех «Тату» вскружил ей голову: она стала считать себя взрослой, а меня — несмышленышем.
Теперь передо мной была юная мама — Юлькиной дочке Вике тогда уже исполнилось два года. Чувства накатили с новой силой. Мы стали проводить ночи вместе, когда расставались хоть ненадолго, созванивались по десять раз на дню, обменивались нежными эсэмэсками. Я привязался к Юлиной дочке как к родному ребенку, забирал ее от дедушки с бабушкой, водил гулять. Жили мы в разных домах, но одной семьей. Я ездил по магазинам, закупал продукты, памперсы. Хоть мы и ровесники, Волкова была мудрее меня. Ей хотелось настоящей семьи. А я тогда еще не нагулялся. Между тихим вечером дома и тусовкой в ночном клубе выбирал последнее. Юлька устала от этого и сказала: «Влад, ты еще не готов к тому, чтобы в корне поменять жизнь. Семья требует жертв, а ты их приносить не собираешься. Нам надо расстаться».
Я и не заметил, как снова остался один, — все произошло тихо, без скандалов. Напоследок сказал Волковой: «Юль, я хочу, чтобы ты знала: в моем сердце для тебя всегда есть теплый уголок. Что бы ни случилось, можешь на меня рассчитывать».
«Ты, главное, с катушек сейчас не слети», — предостерег меня мудрый Лазарев. Он имел в виду наше железное правило: как бы одиноко ни было, ни в коем случае не спать с фанатками. Во-первых, в подавляющем большинстве они несовершеннолетние. Во-вторых, потом ты от этой девушки не отделаешься, будет тебя всю жизнь преследовать, требовать серьезных отношений. А откуда им взяться, если ты видишь ее первый раз в жизни?
Впрочем, я верю если не в любовь, то в страсть с первого взгляда. Так у меня случилось с Настей Стоцкой. Мы познакомились в Нью-Йорке — лауреаты «Новой волны» давали там концерт.
