Чтобы не умереть с голоду, Павлов завел свой огород, а операции делал при свете лучины
На волне мировой славы, признания и безусловных успехов вдруг грянула новость: Павлов уходит из академии. Все дело было в его «неуправляемом» нраве. Вышел новый устав академии, приравнивавший студентов к юнкерам, в результате чего они должны были при встрече на улице отдавать честь офицерам. В студенчестве начались волнения, забастовки. Студенты перестали посещать лекции — все, кроме лекций Павлова. На его занятия набивались битком, Павлов открыто поддерживал бастующих. Руководство ответило ему ударом: его ученица, работавшая в лаборатории, не смогла защитить докторскую диссертацию. На глазах у Ивана Петровича ее, что называется, «прокатили». «После всего произошедшего я не могу оставаться в академии», — заявил Павлов... Через три дня его ученице присвоили докторскую степень, а к Павлову явилась делегация из коллег с просьбой вернуться в академию.
Свержение монархии Павлов встретил с воодушевлением. Он всю жизнь ненавидел «барство», осуждал царское правительство за войны. Поэтому ему идеи революции пришлись по душе. Однако очень скоро на его работе сказалось время перемен. Временное правительство совершенно не интересовала наука, тут самим бы выжить, удержать власть. Лаборатории не отапливались, сотрудники работали в пальто и шапках, еду для собак было не достать, делились с животными своим обедом. Никого больше не интересовали мировые награды и регалии ученого. Ему приходилось добираться до академии на велосипеде... А потом случилось непоправимое: умер от бушующего в тот год сыпного тифа средний сын Виктор (у ученого было три сына и одна дочь).
Именно эта потеря и еще один случай примирили Ивана Петровича если не с богословием и психологией, то с психиатрией. К нему в лабораторию пришел коллега. «Спросить тебя хочу. Ты, Иван Петрович, достиг вершин науки, постиг работу разума, вместилище души... Скажи мне, есть ли что-нибудь по ту сторону? Тебе одному поверю!» — «Как ты, врач, можешь говорить такие глупости? — ответил ему Павлов. — Умрем, прах распадется на элементы, из которых мы возникли. Какую тебе еще загробную жизнь надо?» — «Значит, там ничего нет, по ту сторону?» — «Ничего». Коллега его ушел, а Павлов, и так опечаленный смертью сына, пожалел о своей резкости. Вечером он пришел к коллеге домой. И узнал, что тот покончил с собой... После этого Павлов уже ни одному человеку не заявлял, что Бога нет.
А жизнь становилась все труднее. На дворе уже давно стояла власть Советов, заканчивалась Гражданская война... Не хватало хлеба, дорожали продукты... «Никто о нас не позаботится, — сказал коллегам Павлов. — Мы сами должны добывать себе пропитание. Я надеюсь своим трудом на огороде прокормить себя и свою семью. Призываю последовать моему примеру и вас». После этого Павлова стали рано утром и поздно вечером видеть на приусадебном участке с лопатой. Он посадил картофель, капусту, сам выращивал рассаду, полол и окучивал. Чай готовили из ржаных сухариков. Когда не было света, работали при лучине! Серафима Васильевна тайком от мужа меняла на рынке вещи на еду, за мешок крупы или кусочек сливочного масла отдавала свои платья, лишь бы прокормить семью. Кстати, когда к Павлову впервые наведались представители советской власти и предложили спецпаек, он решительно отказался: «Мои сотрудники этого не имеют, значит, и я не имею права им пользоваться». Потом в лабораторию пришел коллега и предложил Павлову эмигрировать: «Есть возможность уехать в Швецию. Поймите, речь идет о настоящей, полнокровной жизни. Чего здесь ждать? Умирать с голоду?» Павлов отказался и был очень резок. А все потому, что он и сам об этом думал. Еще летом он написал письмо советскому правительству с просьбой оказать помощь лаборатории. Ответа долго не было... Человеку, который предложил ему спецпаек, он сказал: «Мне нужно только одно — возможность продолжать научную работу».
