Это были 90-е годы, тогда услуги мобильника в месяц стоили две тысячи долларов. Как я понял, Караченцов за телефон не платил, кто-то из обеспеченных друзей просто дал ему телефон «в пользование».
Но возвратимся к «Юноне»... Когда в 2005 году случилась та авария, поначалу все в театре верили, что Караченцов вернется на сцену, но динамики выздоровления, к сожалению, не наблюдалось. И тогда, чтобы сохранить любимый публикой спектакль, Захаров ввел на роль Резанова Диму Певцова, а через год и меня. Я порепетировал пару недель, постановку ведь знал наизусть. И вскоре уже играл перед зрителями. Через несколько спектаклей Захаров подошел ко мне: «Виктор Викторович, вам надо осваивать нижний регистр». И я дома усиленно разрабатывал низкие ноты...
Играл Резанова десять лет, а потом решил: «Стоп». Все-таки время берет свое, и надо уметь, как в спорте, вовремя уйти. Когда я уже играл Резанова и мы с Захаровым в «Ленкоме» однажды поднимались в лифте, он посмотрел на меня и с грустью сказал: «Да, надо было раньше делать замену». Имея в виду именно «Юнону и Авось». А вот когда я лет за пятнадцать до этого в очередной раз попросил вывести меня из роли Глумова в «Мудреце»: мол, по возрасту уже не подхожу, Марк Анатольевич внимательно посмотрел на меня и сказал: «Виктор Викторович, вы еще со сцены хорошо выглядите». Я же говорил, Захаров очень не любил менять составы...
— Я видела вас в роли Резанова. Вы явно не копировали Караченцова...
— А зачем копировать, мне хотелось привнести что-то свое. И Захаров не возражал. Другое дело, что Караченцов играл Резанова почти четверть века и все это время был первым и единственным исполнителем. А первого переиграть сложно или даже невозможно. Все равно зритель будет сравнивать, и не в твою пользу.
— Среди актрис «Ленкома» нельзя не вспомнить Чурикову...
— Кстати, Марк Анатольевич звал ее Государыня Рыбка... В спектакле «Мудрец» я был Глумов, а Чурикова — влюбленная в него Клеопатра Львовна. В фильме «Мать» она играла маму моего персонажа Павла Власова. А в спектакле «Ложь во спасение», который Панфилов поставил по пьесе Алехандро Касоны «Деревья умирают стоя», мы играли супругов — пожилую пару. В общем, нас связывали разные отношения. (Смеется.) В последнем случае я все допытывался у Панфилова:
— А почему я дедушку играю?
Он посмотрел на меня и так приободряюще сказал:
— Ну, ты это сыграешь!
Этот спектакль шел довольно долго. И когда Инна Михайловна начала болеть, очень надеялись, что она выздоровеет...
Чурикова была чудесной, очень человечной. Когда снимались в «Матери», у меня довольно тяжело заболел сын Боря, ему тогда был годик. Когда я появлялся на площадке, Инна Михайловна всегда интересовалась здоровьем моего малыша, предлагала помощь. И потом время от времени она меня спрашивала: «Ну, как здоровье сыночка?» А еще в той ситуации с ребенком мне очень помог Григорий Горин, не просто драматург, а ближайший соратник Захарова, у них был замечательный творческий тандем. Когда Григория Израилевича в 60 лет не стало — сердце, я все не мог понять: как он, доктор по образованию, упустил свою болезнь?! Уход Горина стал очень сильным ударом для театра, для Марка Анатольевича...
