У Натальи Петровны была черная юбка в красный горох с оборками, испанская. И она часто меня просила: «Надень мою юбку и станцуй мне испанский танец».
Я надевала юбку и начинала танцевать — Наталья Петровна каждый раз приходила в восторг.
Как-то я ей рассказала историю о том, как мой папа из-за чего-то рассердился на мою сестричку Таню. Его тогда всего распирало от злости, решил ее обозвать и выпалил:
— Ну ты, тарелка!
На что Таня удивилась и спросила:
— Почему тарелка?
А папа показывает — мол, у тебя плоское лицо.
Наталья Петровна очень смеялась над этой историей. Она любила взять мое лицо в свои руки — у нее такие чудные были руки, она меня целовала и говорила: «Ах ты, блюдечко мое дорогое!» Мне кажется, что маму Андрона я любила больше, чем его самого.
Она очень хотела и просила, чтобы я ее мамой называла. Но у меня никак не получалось. Тогда она предложила: «Называй меня «матенька». А вот это у меня выходило!
И Сергей Владимирович услышал наш разговор, сказал: «А меня тогда называй папой. А если не сможешь, то называй меня Сережей, а не Сергеем Владимировичем».
Однажды мы пошли семьей гулять. Сергей Владимирович вперед ушел. Высокий, с длинными ногами, идет-шагает. А мы сзади: Андрон, Наталья Петровна и я. Андрон и Наталья Петровна начали его звать: «Сережа, Сергей Владимирович». Никакой реакции — он пилит себе по Николиной Горе.
Андрон мне говорит:
— Позови ты.
Я набрала воздуха в легкие и закричала:
— Папа!
Сергей Владимирович сразу развернулся и пошел нам навстречу.
Муж говорит:
— Вот видишь, как ему это нравится.
Вот такие были очень славные отношения.
— Не подшучивали в семье над тем, что вы — казашка?
— А вы знаете, михалковская семья, она же очень многонациональная. У Анечки Михалковой — старшей дочери Никиты — муж чеченец. У Нади был грузин. И в семье всегда относились хорошо к другим национальностям.
Сергей Владимирович очень любил Казахстан, ему нравился наш Кунаев — глава Казахстана — он тоже был высокий, очень образованный, замечательный. Сергей Владимирович общался с великими писателями разных национальностей, Чингиз Айтматов у нас бывал в гостях. Ко всем уважительное было отношение. Важна ведь не национальность, а то, какой ты человек.
— Кончаловский был представителем золотой молодежи того времени. В чем это проявлялось? Советская золотая молодежь — какой она была?
— Я настолько была далека от понятия золотой молодежи: с детства уже знала, кем я стану, приобретала профессию, трудилась.
Часто бывало на съемках — артисты устали, капризничают. А я могла работать и по две смены: надо — значит надо. После балета никакой труд не страшен.
И Андрон тоже трудяга — у Натальи Петровны не забалуешь. Он же сначала серьезно занимался музыкой, учился в консерватории, у него даже прошел концерт в зале Чайковского — на фортепиано играл с оркестром. Потом Андрон ушел в кино.
Была у нас «Волга» с оленем бирюзового цвета, вот, наверное, и все атрибуты принадлежности к богеме.
— За роль в фильме «Первый учитель» вы получили «Кубок Вольпи» — награду Венецианского кинофестиваля, означавшую мировое признание. Больше ни одна актриса в СССР не получала этой награды.
— Помню это так хорошо, как будто все происходило неделю назад. Ощущения крайне волнующие. В тот год почему-то было только три приза — «Золотой лев» за лучший фильм, «Кубок Вольпи за лучшую мужскую роль» и «Кубок Вольпи за лучшую женскую роль». Обычно бывает еще «Серебряный лев», «Бронзовый лев», а тут только три — «Золотой лев» и две актерские.
Мы гуляли с Андреем Сергеевичем по Венеции и вдруг встретили члена жюри из Чехословакии. Он подошел и сказал Андрону: «Были четыре претендентки на лучшую женскую роль — Джейн Фонда, Джули Кристи, Ингрид Тулин и Наташа, — добавил: — Присудили Наташе». А я краем уха слышу, но даже боюсь в голову брать — мало ли, может, он ошибся. У Андрона тень по лицу пробежала. Потому что если присудили за лучшую роль, то сам фильм уже не получит, не могут дать два приза. Потом он выдохнул и говорит мне: «Ну, тебе это нужнее».