Легендарная завлит «Современника» Елизавета Исааковна Котова сразу выдала мне несколько абсолютно современных, острых пьес, которые еще не были залитованы, не прошли цензуру. Но когда прочитал пьесу Рощина «Валентин и Валентина», прекратил поиски: она была про меня, про молодого человека, любовные отношения, свидания в подъезде, современных Ромео и Джульетту. Я сказал: «Да, это то, что я хочу поставить».
— Кажется, Константин Райкин играл во всех ваших спектаклях. Мне особенно запомнилось, как пронзительно исполнил заглавную роль в «Лоренцаччо». Какой он? Почему вам интересно было с ним работать?
— Он уже поменялся, как и я, он человек немолодой. А тогда подкупал прежде всего актерской искренностью, был пластичным, танцевальным, гибким. Он очень хорошо освоил психологическую технику, школу «Современника», мог играть разные роли. Такие артисты, как он и Женя Миронов, уникальные, их мало. Ну а потом все-таки я с ним знаком со школьной скамьи, он понимал меня с полуслова, и я его. Даже сейчас, когда репетируем что-то вместе после большого перерыва, такое ощущение, что мы только вчера расстались, ему не надо говорить лишних слов.
— Помогала ли вам Галина Борисовна Волчек?
— Конечно. Особенно когда спектакль не получался исключительно по моей вине как режиссера. Немного помогала на первом спектакле «Валентин и Валентина» и довольно подробно на втором, по пьесе Володина «С любимыми не расставайтесь». Она приходила, садилась в зрительный зал, что-то советовала, учила. Это те уроки, которые нельзя получить в институте. Мне было трудно, тяжело, это било по самолюбию, но воспитывало меня как молодого режиссера, для меня это оказалось очень важным.
— А как вела себя главный режиссер «Современника», когда вы поменялись ролями?
— Она играла у меня в «Ревизоре», в драме «Кто боится Вирджинии Вульф?». Как актриса была не просто послушна, а абсолютно доверчива, выполняла все, что я требовал.
— У вас с Волчек есть потрясающая совместная работа — сериал по Диккенсу «Домби и сын». Как это снималось?
— На телевидении все работали четко, там мало времени, там особо не разгуляешься, не покапризничаешь. Ну и материал был хороший. И присутствие Волчек тоже играло свою роль — когда главный режиссер снимается вместе с тобой, надо соответствовать. Все складывалось прекрасно. Там снимался замечательный актерский ансамбль: Гафт, Вертинская, Неелова, Райкин... Для меня это был первый важный опыт телевизионной работы. Волчек мне доверяла, говорила: «Давай, снимай сам, я пошла на площадку». Она всегда мне помогала и доверяла.
— Неужели творческая жизнь ни разу не столкнула с актером с тяжелым характером?
— Тяжелые артисты мне попадались, конечно, но что под этим понимать?
— Прежде всего завышенные амбиции...
— У них у всех завышенные амбиции, если они звездные и крупные артисты. Мы вместе с гениальным Олегом Павловичем Табаковым сделали много работ. И вот во время репетиции я делаю замечания каждому, и ему тоже, поскольку он играет главную роль, и в какой-то момент понимаю, что он их не воспринимает. Могу высказывать ему миллион пожеланий, но он их не слышит. Тогда я сообразил, как надо действовать. Делал замечания артистам, затем всех отпускал и только потом начинал разговаривать с Табаковым один на один: «Все прекрасно, и это здорово, и то, хотелось бы только...» Вот тогда он меня слушал. Как такое назвать? Конечно, проявлением самолюбия артиста, его амбициозности. Но это надо понять и принять. В конце концов я решил: важен результат, важно, какой спектакль должен получиться. Ты можешь сколько угодно обижаться на артиста за его поведение, это делу не поможет. Тем более Табаков — прекрасный, крупный артист. Какие вообще тут могут быть разговоры? Я очень легко пошел на его условия, и мы с ним плодотворно работали. Потом он, правда, привык, что я обсуждаю с ним роль наедине, и не хотел вообще ничего слышать при всех. Ну что тут поделаешь?
