И с Лидой тогда — тоже. Шукшина не стало, ее жизнь покатилась под откос. Я знал, что бывает с женщинами, которые топят отчаяние в вине. Самый большой талант среди моих вгиковских однокашников был у Татьяны Гавриловой, которая в фильме Эльдара Рязанова «Берегись автомобиля» сыграла жену героя Андрея Миронова. Таня была душой курса. Снялась еще во время учебы в главной роли у Герасимова — в картине «Люди и звери», но ее актерская судьба толком не сложилась: небольшие работы, эпизоды. Случилась несчастная любовь, и Таня глушила переживания выпивкой. Она дружила с Людмилой Марченко, известной по фильму «Отчий дом», и они «гуляли» вместе. Наш однокурсник Герман Полосков решил вытянуть обеих и увез их в свой деревенский дом под Угличем: «Поживем здесь месяц, воздухом свежим подышим, молока парного попьем...» Забрал у них деньги и сам покупал продукты. Какая-то заначка у девчонок осталась, и они просили пастуха приносить им самогонку... Таня под конец жизни уже очень плохой была, говорили — почти никого не узнает. Жалко ее ужасно.
На съемках «Трын-травы» Лида как-то позвала меня к себе в номер: «Зайди посмотри». Захожу, а там — как в песне «Миллион алых роз». Но розы, стоявшие повсюду, были не только алые, но и лимонные, чайные — всех возможных оттенков. Рядом с местом съемок находился совхоз, поставлявший розы в Кремль, значит, цветы прибыли из совхоза. «Это Миша Агранович», — призналась Лида. Наш молодой оператор просто голову от нее потерял. Его вспыхнувшее чувство отразилось и в фильме, где Мишка расстарался: так снимать женщину может только влюбленный мужчина. И Лида влюбилась, расцвела. Она выглядела той самой «мадонной», которую я хотел видеть в картине.
Лида хорошая актриса, я знал это по ВГИКу, и Шукшин ей много дал. Но с Колей Бурляевым, игравшим в фильме городского студента, который приезжает в село и открывает в простой женщине высокий идеал, их актерские темпераменты не совпадали. Федосеева начинала органично существовать в кадре дубля с восьмого, а то и с десятого. Как говорит персонаж, которого играл я, муж героини: «Северный мамонт». Но уж когда Лида разогревалась, любо-дорого смотреть. А Коля целиком проживал первый дубль, второй — слабее, третий — вполовину, четвертый можно было не снимать. Я придумал, что делать. Шепчу Лиде: «Колька самовлюбленный ходит, это, наверное, после работы с Тарковским. Считает себя классиком. Давай я сам тебе подыграю, и мы спокойно снимем часть сцены». Приступили. Я ей реплику — она в ответ, и так десяток дублей. На самом деле пленки в камере не было, что я от Лиды утаил. Начали в десять утра, а к двенадцати подъехал Бурляев, которого я нарочно вызвал попозже. «О, Коля! — восклицаю радостно. — Давай к нам». Для Лиды тот дубль стал одиннадцатым, а для него первым — и все сошлось.
Режиссура — это постоянные поиски выхода из положения, из которого, казалось бы, выхода нет. Но несмотря на то что моя карьера киноактера складывалась отлично — роли буквально сыпались, мне захотелось чего-то большего. Видел же, что актеров выбирают как барышень: пригласят на танец — не пригласят, позовут в ЗАГС — не позовут. Подумал: надо брать судьбу в свои руки. Тем более что в институте мы учились вместе с режиссерами, я сам ставил отрывки, поэтому представление о профессии имел. Поступил на курс опять же к Герасимову, отучился и начал снимать.
