Знаменитого писателя сопровождала семья английских аристократов — Нэнси Астор с мужем и сыном. Багаж леди Нэнси содержал изрядный запас провизии. Направляясь в страну, где еще недавно свирепствовал голод, британцы проявили разумную предусмотрительность, однако ресторан гостиницы «Метрополь» оказался на высоте и неизрасходованный двухнедельный запас консервов Нэнси Астор раздала горничным. Великий драматург тоже остался доволен московским гостеприимством, заявив, что он «никогда так хорошо не питался». Ему, вегетарианцу, особенно по вкусу пришлись русские постные щи и каши. По поводу последних Шоу заявил, что их умеют правильно готовить только в России.
Еще одна легенда «Метрополя» — Александр Вертинский. Печальный Пьеро, измученный странствиями по чужбине, мечтал о возвращении в Россию: «Двадцать пять лет [эмиграции] мне снился один и тот же сон. Мне снилось, что я наконец возвращаюсь домой и укладываюсь спать на... старый мамин сундук, покрытый грубым деревенским ковром. Неизъяснимое блаженство охватывало меня! Наконец я дома! Вот что всегда значила для меня Родина. Лучше сундук дома, чем пуховая постель на чужбине».
Весной 1943-го Александр Николаевич предпринял очередную попытку — третью по счету! — и написал отчаянное письмо Молотову: «Двадцать лет я живу без Родины. Эмиграция — большое и тяжелое наказание. Но всякому наказанию есть предел...» На сей раз разрешение было получено. Осенью артист с женой, тещей и трехмесячной дочерью Марианной приехал в Москву, где его ожидал радушный прием и номер в «Метрополе», там семья прожила целых три года. «Уезжая на лето, мы оставляли в номере свои вещи, а осенью возвращались, — вспоминала Лидия Вертинская, — и нам предоставляли тот же номер на третьем этаже. Номер прекрасный — большая комната с застекленным эркером, альков с кроватями, прихожая и все удобства, даже горячая вода. И все это в военное время!»
В 1944-м у Вертинских родилась вторая дочка — Анастасия. Александр Николаевич заказал из ресторана «Метрополя» бутылку шампанского и распил ее вместе с коридорной — за здоровье девочки. Потом в его голове родились строчки «Доченьки, доченьки, доченьки мои! Где ж вы, мои ноченьки, где вы, соловьи?..», он быстро их записал, чтобы не забыть, а через год появились его трогательные «Доченьки»:
У меня завелись ангелята,
Завелись среди белого дня!
Все, над чем я смеялся когда-то,
Все теперь восхищает меня!
В гостиничный номер к Вертинским заглядывала вся артистическая и художественная Москва: Дмитрий Шостакович, Иван Козловский, Никита Богословский, Рина Зеленая, Вера Марецкая, прямо с фронта приезжал Константин Симонов. Правда хозяина заставали дома нечасто — он пропадал на гастролях. Его грассирующий, слегка надтреснутый, не похожий ни на какой другой голос, раньше слышимый лишь под шипение патефонной иглы, неожиданно для всех зазвучал вживую, и публика буквально ломилась на его концерты.
