Среди немногочисленных друзей Романа Андреевича имелся один дипломат, много лет проработавший в Швейцарии. Как-то, приехав в Москву в командировку, он заглянул к нам и в разгар посиделок начал стыдить хозяина:
— Рома, на кого ты похож?! Завтра же едем в «Березку» и покупаем тебе приличные вещи!
— Ой, спасибо! — кинулась благодарить гостя мама. — Он же ни меня, ни детей не слушает...
— Это точно, — подтвердил я. — Никакие уговоры: «Папа, ты же народный артист!!!» — не помогают. Может, хоть вы повлияете...
Отец во время обсуждения его персоны сидел насупившись, однако утром отправился по магазинам, где потратил восемь тысяч долларов, купив пальто, костюм, жилетки, туфли. Друг-дипломат обладал хорошим вкусом, и все обновки папе очень шли — в них он соответствовал статусу народного артиста. Одна беда: надев элегантный прикид пару раз, повесил в шкаф — и забыл.
Единственной его слабостью среди одежды и аксессуаров были галстуки, которые покупал сам — и в дорогих магазинах, и на дешевых развалах. Цена не важна — главное, чтобы подошли рисунок и расцветка.
Ему было все равно, из каких тарелок есть — дорогущих из подаренного на очередной день рождения сервиза или керамических за два рубля. Если бы я в свое время не поменял телевизор — так бы и пользовался древней моделью, вручную переключая каналы. По примеру своего отца-футболиста Роман Андреевич не расставался с магнитолой, настроенной на два канала — спорт и новости. Если радиотехника начинала барахлить, убедить не отдавать ее в ремонт, а купить новую стоило большого труда. Привыкнув к вещи, он очень трудно с ней расставался.
Смотрю сегодня на некоторых народных и заслуженных: таланта — ноль, зато какие понты! В отце высокомерия и снобизма не было ни грамма. Считывая людей с первого взгляда, он даже тех, с кем никогда не будет общаться, старался не обижать. Здороваясь при встрече, в разговоры не пускался — объяснял, что спешит. Но если человек совершал подлость — говорил об этом в глаза. Никогда не лицемерил, не интриговал, не распускал слухи, не верил наветам. И за это порядочные люди его уважали.
Наши эстрадные «мегазвезды» не упускают случая похвастаться, что собрали зал аж в самом Карнеги-холле. Ребята, а ничего, что во второй половине восьмидесятых Карцев, Ильченко и Жванецкий дали на этой едва ли не самой престижной в мире площадке больше десятка концертов?! И что до них полный зал в Карнеги-холле собирали только исполнители с мировым именем? Мама, сопровождавшая отца на нью-йоркских гастролях, рассказывала: «Народ скупал даже входные билеты и сидел где придется — в проходах, на ступеньках, а однажды даже на сцене, потому что в зале приткнуться было негде. Служащие Карнеги-холла шалели от происходящего: «Кто эти русские? Почему мы их не знаем?!»
Викторию Павловну на тех гастролях чуть не арестовали из-за того, что в одном из нью-йоркских ресторанов закурила отечественную сигарету. Кто-то из посетителей пожаловался на жуткий, очень подозрительный запах, и вскоре к столику подрулил полицейский: «Что вы курите, леди? Марихуану?»
Выслушав объяснение о специфичности русского табака, коп удалился, а маме тут же купили американские сигареты.
Виктория Павловна курит до сих пор — по две пачки в день, никак не может избавиться от вредной привычки, а отец бросил вскоре после возвращения из Америки. Когда закончились привезенные из-за бугра блоки, купил привычные, родные — затянулся и сморщился от отвращения: «Какая гадость!» С той минуты и бросил. Ни разу не сорвался, хотя сетовал, что в снах часто курит, а утром просыпается со вкусом табака во рту. Ворчал на нас с мамой: «Вы меня всего обдымили!»
