Настроение было до того паршивое, что хотелось забиться куда-нибудь в щель — только бы не трогали. К счастью, за столом нас посадили рядом с ребятами из ЦК комсомола — им в отличие от старших товарищей молодой организм позволял и хорошенько выпить, и закусить страшно вредным для здоровья жареным поросенком. С ними мы и подняли тосты — за родителей, жен, детей, друзей и даже, кажется, «за мир во всем мире».
Перед возвращением в Москву в три часа ночи заглянули в барвихинский буфет, где за копейки купили по блоку импортных сигарет и бутылке французского коньяка. Привезли трофеи в «Варшаву», где нас за скромно накрытым в одном из номеров столиком ждали жены».
Две похожие истории произошли позже. Отца и Витю, который уже был очень болен, пригласили в Колонный зал Дома Союзов — на первое мероприятие, устроенное Ельциным в ранге президента. Миниатюру «На складе», где рядовой гражданин оказывается в распределителе «для своих» и едва не сходит с ума от изобилия, играли под шелест бумажных страниц — Борис Николаевич, сидя в ложе, читал газету. Остальная публика застыла в мрачном молчании — ведь камни-то летели в их огород.
Спустя несколько лет, уже без Вити, отца позвали в Кремль для участия в новогоднем концерте перед Ельциным, правительством и депутатами. Обнаружив, что зрители, разделившись на кучки и в полный голос ведя разговоры, стоят к сцене спиной, он поздравил всех с Новым годом и ушел. И никакая сила не смогла бы заставить его вернуться, как, впрочем, и в будущем — дать согласие на участие в подобных мероприятиях.
Я уже говорил о необыкновенном чутье, благодаря которому отец мгновенно считывал, хороший ты человек или так себе, с червоточиной. Так же быстро он понимал, талант перед ним или посредственность. Причем это касалось не только жанра, в котором выступал, но и всех ипостасей актерской профессии. Вот он смотрит фильм по телевизору и на первом же эпизоде раздает всем сестрам по серьгам: «талант», «не без способностей», «бездарь», «опять бездарь»... И всегда его оценки оказывались точными.
С детских лет помню, едва на экране появлялась Пугачева, папа расцветал улыбкой: «Какая все-таки Алка молодец! Талантище! А ведь начинала у нас с Витей на разогреве...»
Такой факт в биографии Примадонны действительно был — Алла Борисовна сама любит о нем рассказывать.
В начале семидесятых годов дуэт Карцев — Ильченко пользовался сумасшедшей популярностью, и когда в Ждановском, ныне Таганском парке вывешивали их афишу, зал перед летней эстрадой набивался под завязку, да еще и вокруг собиралась толпа. Папа и Витя выступали во втором отделении, а от участия в первом отказывались все более или менее известные исполнители. Пришедшая на «Раков» и «Аваса» публика, не желая ни песен, ни танцев, кричала с мест: «Баста! Карцева и Ильченко давай!» или расползалась по окрестностям — перекурить, выпить пивка.
«И тогда позвали группу «Веселые ребята», которой руководил Юлик Слободкин, а я была солисткой, — рассказывала Пугачева на одной из посвященных отцу телепередач. — Нас в ту пору никто не знал, и администраторы решили: «Таким за счастье будет выступить». Выходим на сцену — и публика начинает потихоньку утекать. Тут я впервые показала характер, громко скомандовав: «Назад! Сесть всем на место!» Народ в недоумении — что это такое было? — стал возвращаться. Мы продержались на сцене минут тридцать пять — и это, скажу вам, было достижением, потому что любовь к артистам, которые выйдут во втором отделении, перечеркивала все!»
