Сдав последний школьный экзамен, даже не пойдя на выпускной, я уехала поступать. Остановилась у папиного брата. Его семья жила в Нагатино. Сейчас это один из районов столицы, а тогда — у черта на задворках, от метро «Автозаводская» еще пилить и пилить на автобусе. Но для Лелика не существовало трудностей. Каждый день из своего общежития на Трифоновской, рядом с Рижским вокзалом, он приезжал ко мне. Мы готовили отрывки для поступления. Волновалась я жутко. И Лелик опекал меня до такой степени, что даже водил за руку на консультации. Мало того — старался развлечь. Ходили в кафе, в кино. Благодаря ему я узнала об удивительном скульпторе Степане Эрьзе, чьи работы в 1954 году выставлялись впервые: до этого его творчество было почти неизвестно.
В Саратове у меня осталась первая любовь — Миша, друг Олега. Он тоже собирался в Москву. Обещал, что явится следом за мной через неделю-другую. Но не приехал. Я успешно прошла два тура в ГИТИСе. Последний — третий — был уже в августе. И я отправилась домой. Счастливая, что пока все складывается удачно. Тем же вечером зашел Миша. Сообщил, что в столицу его не отпустили родители, и узнав о моих успехах, изрек, что мы должны расстаться, — у меня начинается новая жизнь в столице, он не хочет мешать. И удалился. Я — в слезы. Очень больно было.
И кто же меня спас? Конечно Лелик! Помогал готовиться к третьему туру. Зная о моих переживаниях, опекал по-прежнему, как и в Москве. Скорее всего, боялся, как бы я не осталась ради Миши в Саратове. Мы ходили в кино, ездили на Волгу — разводили костры, купались, а Табаков, который плавать не умел, загорал. В итоге сильно обгорел на солнце.
Вечером позвал прогуляться. Я иду впереди, Лелик тащится сзади — в подвернутых брюках, с обгорелыми ногами, с которых уже начала слезать кожа. Одну ногу подволакивает, стонет на всю улицу, слезы градом: «Я же тебя люблю, что ж меня бросаешь?!» Прохожие останавливались и меня стыдили. Особенно женщины. Ругали за то, что бросаю инвалида. Никто не сомневался, что парень на самом деле нездоров. Я и убегала от него, и уговаривала не паясничать, а он все не унимался: «Люди добрые, она меня, бедного, бросила!» Наконец смилостивился, прекратил придуриваться. Хохотали вместе. Я так была ему признательна за то, что находился рядом в это трудное время, без конца тормошил. Благодаря ему мне удалось выползти из своих сердечных страданий.
В августе я уехала в Москву на третий тур. Олег остался в Саратове. Звонила маме с переговорного пункта — она бегала на почту, где был междугородный телефон. Домашних ни у кого из нас не было, и Табаков часто заглядывал к маме — узнать, как дела у Юльки. И вот я поступила. В тот же день получила телеграмму от Лелика: «Поздравляем! Радуемся! Любим!»
