Мне досталась роль Офелии, принца Датского играл Эдик Марцевич, который тоже окончил «Щепку». Гамлет свалился на него в двадцать три, но Эдик справился. Охлопков постоянно во всех интервью подчеркивал, что Марцевич — самый молодой Гамлет в мире. Он умел, как сегодня бы выразились, пиарить своих актеров.
Мой Саша изумительно играл со Светой Мизери в «Иркутской истории». Спектакль стал событием театральной Москвы. Охлопков опоэтизировал, воспел на сцене... строительство гидроэлектростанции: актеры исполняли гимн шагающему экскаватору под аккомпанемент четырех роялей. На них играли бравурную музыку потрясающие пианисты, усиливая пафос происходящего. Сцена расставания Вальки и Виктора по сей день стоит перед глазами. Когда Света говорила Саше, что больше его не любит, он, прощаясь, засучивал рукава и гениально танцевал цыганочку. А потом уходил по «дороге цветов» (Охлопков взял этот прием у японского театра) — помосту, проложенному через весь зал к выходу. Со своим двухметровым ростом и длинными ногами промахивал «дорогу» в три скачка.
Режиссер Охлопков был бунтарем, в его воображении, в душе полыхал костер. Уверена, что только Николай Павлович на все сто использовал то, что Лазареву было дано природой. Остальным это не удавалось, о чем я жалела. Саша со мной соглашался.
Автор «Иркутской истории» Алексей Арбузов отдал пьесу еще и в Вахтанговский театр, причем поставил условие: они сыграют премьеру первыми, поскольку писал Вальку для любимой Юлечки Борисовой. Мы шли с вахтанговцами ноздря в ноздрю. И вот накануне премьеры Саша на репетиции прямо перед выходом из зала неудачно соскочил с «дороги цветов» и сломал ногу. Перелом оказался серьезным, Лазарев выпал из профессии на полгода. Охлопков вызвал одного актера порепетировать вместо Саши и после сказал: «Нет, буду ждать Лазарева». А ведь тот был двадцатидвухлетним мальчишкой! Можете себе такое представить? Тем более что тогда не требовалось играть возраст в возраст. Пятидесятилетняя Тарасова выходила на сцену в роли Анны Карениной, а Мария Ивановна Бабанова — Офелии, и это не считалось чем-то странным. Но Николай Павлович дождался Сашу. Премьеру сыграли великолепно, наутро Лазарев и Мизери без преувеличения проснулись знаменитыми.
Театр Охлопкова никогда не отличала архаика. В погодинских «Аристократах» герои разговаривали на фантастически ярком языке, позаимствованном у заключенных. Многие поколения актеров были задействованы в спектакле, Саша здорово играл Костика. Пользовался успехом и «Клоп». С пятиминутным отрывком из пьесы Маяковского мы постоянно выступали в концертах. Я играла девушку в красной косынке, моими партнерами были Саша и Толя Ромашин, с которым нас связывали дружеские отношения. Толя никогда в меня не влюблялся, посматривал чуть свысока, считал мелюзгой: он был старше, прошел армию, флот, дослужился до офицерского чина. Сашкой постоянно командовал, заставлял делать зарядку, по поводу чего они ругались. У Толи имелись свои поклонницы, впрочем, как и у Саши, и у Эдьки Марцевича.
Как-то выступали вместе с Сашей и Толей в концерте на Седьмое ноября. Со сценкой из «Клопа» нас бесплатно совали во все клубы и Дворцы культуры. Чтобы не опоздали с одного концерта на другой, нам дали машину. Уселись сзади втроем — я в центре, по бокам Лазарев с Ромашиным. Впереди ехал тоже кто-то из наших актеров. Было тесно, и Толька положил руку на спинку сиденья — получилось, будто хотел меня обнять. Сашка увидел и говорит: «А ну-ка, убери ручонку!» С этого, собственно, и начался наш роман. Лазарев стал активно за мной ухаживать, довольно скоро сделал предложение, и в 1960 году мы поженились.
Родители были поставлены перед фактом. Мои жениха одобрили, мама сказала: «Какой у тебя интересный поклонник». Ей в голову не приходило спросить, есть ли у моего избранника деньги, жилплощадь. Саша тоже не интересовался моим приданым, просто перебрался в нашу коммуналку на Плющихе, где родители выделили нам маленькую комнатушку, года три жили в ней.
Как только Лазарев поступил в театр, дирекция пообещала решить квартирный вопрос. Но своей комнаты в коммуналке в Зюзино дождался только через три года. Сосед попался вредный, постоянно строчил жалобы во все инстанции, что комнату надо отдать ему, поскольку Саша там не проживает. Он действительно находился у меня на Плющихе, а в Зюзино раз в неделю отмечался. Отыграем спектакль, доезжаем до Плющихи, муж — грустный, нос повесил:
