Избавиться от Андрея Александровича однажды попыталась коалиция старых актеров. Придя в театр, Гончаров взялся за пьесу Артура Миллера «После грехопадения». В спектакле не занял ни одного возрастного актера, заявив: «У меня есть Саша Лазарев, в этом театре мне больше никто не нужен». Фразу сразу же передали по цепочке. В итоге пьеса не пошла, потому что Миллер, побывав в Москве, как-то не так высказался по еврейскому вопросу и Министерство культуры наложило табу на автора. Даже шедший в репертуаре «Вид с моста» запретили играть часто.
Одновременно возникла идея поставить «Трамвай «Желание» Теннесси Уильямса. И снова Гончаров не задействовал стариков. Роль Бланш репетировала вровень со мной Женя Козырева, но когда поняла, что ей предлагают второй состав, ушла из спектакля и заболела — у нее на нервной почве чуть не отнялись ноги. Премьера стала триумфальной. Старики этого не пережили, пошли против Гончарова, нажаловались Фурцевой. Даже пытались затащить в свои ряды Женю Леонова, на которого Андрей Александрович поставил «Детей Ванюшина». Но министр культуры после наших выступлений в поддержку главного режиссера разорвала приказ о его увольнении.
Я благодарна Андрею Александровичу за Бланш Дюбуа из «Трамвая «Желание». Начиная репетиции, Гончаров напутствовал: «Вы должны быть коренным в сумасшедшей тройке. Если попробуете ослабить удила, пожалеть себя, ничего не получится. Вы должны идти на смерть». И я шла, неся трагедию бездомного одиночества. Последнее и единственное пристанище — сестра. Я шла к ней в надежде, что не оттолкнет. А за мной летела милая беззаботная полька. Это решение предложил невероятный Илья Михайлович Меерович, бессменный заведующий музыкальной частью. Он безошибочно угадывал музыку, которая требовалась Гончарову. Мог бы начать с Бетховена, а предложил польку. Зрители потом признавались: услышав эту мелодию, сразу поняли, что начинается драма. У меня самой всякий раз при звуках польки колотилось сердце, комок подступал к горлу, текли слезы. Шла по помосту — меня еще не было видно в зале — и уговаривала себя: «Не плачь, Света! Тебе весь спектакль плакать».
Со мной играли потрясающие партнеры. Какая мощь, какой высочайший актерский класс стояли за Арменом Джигарханяном! Понимали друг друга на интуитивном уровне, что бесценно. Можно четко отрепетировать, как встать, чтобы попасть в свет, чтобы тебя было слышно и видно, как развернуться. Но настроиться на одну волну удается немногим. А с Джигой это происходило помимо нашей воли, без усилий. В роли Стэнли Ковальского он наводил ужас! Во втором составе играл Женя Лазарев, выкладывался не меньше, ему иногда после спектакля даже становилось плохо.
Со всеми партнерами у меня складывались добрые отношения: и с Евгением Леоновым, и с Максимом Штраухом, и с Сашей — с ним мы просто растворялись друг в друге. Конечно, в театре нет второго дубля. Могли сыграть и не самый лучший спектакль, но ссориться по этому поводу, сыпать упреками в «Маяковке» принято не было. Только если уж случалось что-то вопиющее: кто-то поддал, вышел в таком виде на сцену и сморозил глупость. Наташа Гундарева в таких случаях не сдерживала эмоций, но на нее никто не обижался, потому что всегда ругалась по делу.
Пару раз партнеры и меня доводили. Играли «Круг» по Сомерсету Моэму. В этом замечательном, волшебном спектакле, который всегда шел на ура, собралась прекрасная компания: Женя Симонова, Игорь Костолевский, Саша Шворин. Позже ввелся Эммануил Виторган и, если говорить по-актерски, стал мне мешать. Пока я произносила монологи, он жил своей жизнью. По сюжету у его героя, импозантного американского мачо, вставная челюсть, вот он ею и манипулировал. Делал это талантливо и смешно, зал покатывался от хохота, но постоянно наступал мне на пятки. Я терпела, пережидала, пока зрители отсмеются, держала паузы. В конце концов взбеленилась, накричала на него по первое число. Он обалдел, не ожидал от меня такого. В общем, разругались. Прошел один спектакль, второй, третий, где Эмма играл хорошо, но не так смешно, между нами чувствовалось напряжение. А по сюжету он мой любовник, к которому я убегаю от мужа — Лазарева. Мне это надоело, ведь зрители приходят в театр за волшебством, мы не имеем права их разочаровывать. Говорю Эмме: «Да иди ты к черту! Делай что хочешь». Размолвка не испортила наших отношений, вспоминаем ту историю с улыбкой.
