— Дочка как живет? Окончила институт? В каком театре служит? Замуж вышла?
— Вышла, за пацана, ему чуть ли не восемнадцать! Тоже мне, нашла мужа!
— Сереж, у всех по-разному жизнь складывается. Ты вон сколько искал Любу? Нашел же.
Когда у Маши родился сын Гриша, позвонила Цигалю:
— Сережа, поздравляю с появлением внука! Как он?
— То плачет, то пеленки пачкает.
— А ты чего ждал? Он же маленький!
— Скорее бы уж подрос, чтоб могли с ним сесть за стол, хряпнуть по рюмашке и поговорить по-мужски.
С Цигалем продолжаем поддерживать отношения, хотя видимся редко. Правда, знаю: случись что, Сережа первым придет на помощь. Он был на Женином семидесятилетии. Увы, тот юбилей оказался в жизни мужа последним... Цигаль приходил в компании молодой, высокой, темноволосой женщины, чем-то неуловимо напоминавшей Любу. Представил ее: «Моя подружка. Приятная девушка, всех вас знает как облупленных, хорошо разбирается в кино». Я не задавала лишних вопросов, да и некогда было. Вела тот вечер, встречала гостей. Не знаю, с ней ли он сейчас. Слышала, Маша с мужем разошлась.
Однажды спросила Сережу о Макарове:
— Как там у Леши дела?
— На эту тему, Наташа, я с тобой говорить не стану.
После смерти Полищук они с Лешей не общаются. Макаров дал интервью, в котором утверждал, что деньги в семье зарабатывала исключительно мать, а отчим их только тратил. Не могу с этим согласиться. У Сережи хватало заказов, он оформил не одну книгу, его выставка проходила в Русском музее, что говорит об уровне работ. Не помню, чтобы Цигаль при нас обижал Лешу, поднимал на него руку. Это Люба могла всыпать детям по заднице, если те куда-то не туда полезли, истоптали грядки.
Когда Люба умирала, в больницу нагло пробралась съемочная группа одной желтой программы, хотела снять сенсационное видео. В палате натолкнулись на Лешу. Защищая мать, он набросился на телевизионщиков с кулаками. Завязалась драка. Говорили, его сильно отделали, а Макаров парень здоровый. Это сколько же человек должно было напасть на одного? Может, хотя бы ради светлой памяти Любы Сереже стоит об этом не забывать и помириться с Лешей, простить наконец взаимные обиды?
Многих из тех, о ком рассказала, к сожалению, уже нет. Но я думаю о них светло, потому что это были светлые, щедрые люди. Умели дружить, прощать, радоваться чужому успеху как своему. Такими они и остались в моей душе. Прав был Рождественский, когда писал:
Живут во мне воспоминания,
Живут во сне и наяву.
Они — тепло мое весеннее,
Моя мечта, мое везение,
Моя надежда и спасение,
Пока я помню — я живу!
